Против течения - [2]

— Значит, вы кухарка, миссис Бриггс?

— О, я не настолько заносчива, чтобы считать себя кухаркой. Просто я справляюсь со всякой работой по дому. Уборка — вот моя специальность, но я не совру, если скажу, что умею готовить ничуть не хуже, а может, и лучше, чем любая другая женщина в этой деревне.

— Я вам верю.

— Не то чтобы вам требовалось много еды сейчас, после всего, что вы испытали вчера. Я видела катастрофу своими глазами и сказала доктору: «Чудо, что кто-то вышел живым из этой мясорубки. Чудо, что…» А! Вот и мисс Энн с вашим завтраком.

За дверью послышалось легкое дребезжание, и мужчина повернул голову, чтобы увидеть, как в комнату входит девушка с подносом.

— Доброе утро.

Ее улыбка была такой же нежной, как и голос, который он слышал за окном. Темные волосы обрамляли овальное лицо, и брови, как тонкие крылья, взметнулись над большими и удивительно синими глазами.

«Так вот какая Энн, — подумал мужчина. — Хороша, очень хороша».

Энн поставила поднос рядом с кроватью.

— Я не знала, голодны ли вы, но на всякий случай захватила яйцо. Думаю, вы с ним справитесь.

— Сейчас, когда я подумал об этом, я понял, что проголодался.

— Чудесно. Утром отец заглянул к вам перед тем как уйти. Он сказал, что вы спите спокойно и почувствуете себя лучше, когда проснетесь.

— Ваш отец очень добр. Я чрезвычайно благодарен ему за то, что он доставил меня сюда. Я помню очень немногое из того, что случилось после… столкновения.

— Это произошло неподалеку, и, к счастью, папа был дома.

Она застенчиво улыбнулась мужчине, лежавшему в кровати. «Он симпатичный, — подумала она, — только внушает некоторое благоговение». Ясные, хорошо вылепленные черты лица мужчины были изящными, но, даже лежа на спине в кровати, он производил впечатление человека, облеченного властью и привыкшего приказывать.

Она ждала, что он улыбнется в ответ, но вдруг осознала, что его глаза, строгие и проницательные, рассматривают ее оценивающе.

Она почувствовала, что краснеет.

Миссис Бриггс все еще стояла, подбоченясь, по другую сторону кровати. Энн посмотрела на нее:

— Кажется, я слышала звонок, миссис Бриггс.

— Ничего удивительного, — ответила миссис Бриггс. — Как только примешься за работу в этом доме, раздается звонок в дверь. Я передавала джентльмену распоряжения вашего отца.

— Спасибо, миссис Бриггс.

Женщина удалилась, и Энн, поправив поднос, сказала:

— Не знаю, о чем говорила миссис Бриггс, но сестра придет в девять. Если вам что-то нужно сейчас, скажите, пожалуйста, мне.

— Ничего, спасибо. Единственное, что я хотел бы знать: что с моим шофером?

Энн колебалась. Ее глаза потемнели, и мужчина знал, что услышит, прежде чем она тихо произнесла:

— Полагаю, вам лучше услышать правду. Он погиб. Сразу.

— У меня было именно такое ощущение. Спасибо, что сказали.

Как будто поняв, что ему хочется побыть одному, Энн выскользнула из комнаты.

Бедняга Джарвис! Небольшое утешение знать, что он умер без страданий. Похоже, можно действительно считать чудом, как выразилась миссис Бриггс, что он сам отделался так легко. Он вполне мог сидеть за рулем, и тогда они поменялись бы местами: Джарвис лежал бы здесь, а его нашли бы мертвым.

И к чему бы это привело?

Он задал себе вопрос и попытался ответить честно. Было бы это для кого-то потерей? И если да, то кто горевал бы о нем? Для избирателей это стало бы досадным неудобством — дополнительный выборы всегда связаны с суетой. С другой стороны…

Он мысленно пожал плечами. Воображаешь себя таким важным, но достаточно соприкоснуться со смертью, чтобы убедиться в обратном.

Что же в действительности имеет значение? Власть, авторитет, собственность, деньги — что такое все это? Ничто, если сравнить их даже с простым дыханием. Остановите его, и все остальное станет не более чем ненужным багажом, пустой оболочкой.

Он думал о Джарвисе. Пятнадцать лет преданной службы; человек, который был незаменимым. И вот — ему не только найдут замену, но и забудут со временем. С этим трудно смириться, но еще труднее принять факт, что никто, в том числе и ты сам, по-настоящему миру не нужен.

Лежа в кровати, мужчина думал о той битве, через которую только что прошел, о настоящем сражении, разгоревшемся вокруг финансирования закона о фабриках. Страсти накалились. Оппозиция казалась не только обструктивной, но и злобной. Его собственная партия вела себя апатично, что и злило, и обижало его.

А сейчас он думал: имело ли все это значение? Если реформы необходимы, рано или поздно они станут законом. По меньшей мере ребячеством считать, что он сам или его идеи необходимы для прогресса.

Мужчина утомленно провел рукой по глазам. Он знал, что такого рода самоанализ не характерен для него. Он борец, всегда был борцом. А еще он деспот. Он ненавидел противодействие, и любая оппозиция рождала в нем твердое решение идти своим путем.

Похоже, он ставит под сомнение свою непогрешимость. Почему?

«Из-за Джарвиса, — сказал он себе, и цинично добавил: — Это всего лишь реакция».

И тем не менее он удивлялся… Удивлялся себе.

Завтрак остывал. Он осторожно подвинулся, преодолевая боль в боку, — чтобы принять позу поудобнее.

Несмотря ни на что, он проголодался.