Протестантам о православии - [128]

.

Смысл Слова порой убегает даже из тех Евангельских слов, в которых оно Себя воплотило. Вручая человеку Евангелие, нельзя быть уверенным, что он его расслышит и поймет. Мы дали ему книгу. А даст ли ему Господь Духа, необходимого для понимания Евангельских слов? В первые годы моей церковной жизни меня, помнится, это удивляло и порой даже раздражало: уж все книжки я принес своему собеседнику, все ему рассказал и доказал — а он «не понимает»…

То, что происходит в Традиции, нетехнологично. Здесь нет некоего набора действий, которые могли бы быть изложены в инструкции и гарантировать, что в определенное число шагов человек духовно возродится. Эта нетехнологичность связа на с тем, что подлинным субъектом духовного рождения, то есть тем, кто рождает, является не столько человек, сколько сам Бог.

А поэтому не вполне верно утверждение протестантов: «нельзя крестить, не научив». Если Бог Сам открывает Себя — то, по крайней мере, столь же верно и противоположное суждение: нельзя научить, не крестив. Есть нечто, что просто нельзя ни понять, ни воспринять, стоя вне Церкви. Выше мы уже видели, что для древней Церкви ее «догматы жизни» имели самое непосредственное отношение именно к литургической жизни христианской общины.

Предание — это и есть тайна Право–славия. Некрещеного можно научить вере в Троицу и во Христа; его нельзя научить лишь самому главному — правильной молитве ко Христу и жизни во Христе. Недаром самые радикальные различия православия и протестантизма, выпавшего из Предания, — в построении молитвы, в ее интонации и напряжении…

Поэтому Традицию со стороны тех человеческих действий, которыми человек удерживается в ней, можно определить как передачу и воспроизводство «ситуаций», в которых Бог приходит и остается с людьми. Это — если определять Традицию с человеческой, субъективной стороны. С точки же зрения онтологии, объективно–содержательной стороны, в Предании Бог меняет людей. Но чтобы это изменение могло произойти, люди должны быть готовы и раскрыты к нему. Поэтому многообразные церковные предания хранят память о тех условиях, тех действиях, тех ситуациях, в которых проявил Себя источник Предания, передают это знание от человека к человеку, от поколения к поколению и побуждают человеческую свободу к решительному шагу навстречу Преданию.

Писание — Слово Бога в человеческих словах. Предания — слова о Боге в человеческих словах. Предание — действие Бога в Церкви.

По замечательному выражению Тертуллиана, Церковь черпает свою веру из Писания, но питает ее Евхаристией[516]. Только одно есть в церковном Предании нерукотворное Действие — Литургия. Развитие Предания — устроение жизни вокруг Литургии. Это все! Но кто скажет — где та сфера человеческой жизни, которая вообще должна быть лишена ориентации на Литургию? И развитие Предания в частные предания происходит как внесение синергического брожения в косное тесто устоявшихся стереотипов: религиозных, нравственных, социальных, культурных, философских… Да, в своем воплощении в местные предания Предание действительно носит следы местных национальных и культурных условий. Но само Предание есть то, что воплощается, а не форма воплощения.

Здесь еще одна важнейшая грань между протестантизмом и православием. Для протестантов Церковь — это сообщество уверовавших людей. Церковь есть собрание единоверцев. Церковь стро ится снизу, она создается миссионерами и растет за счет миссионерски–человеческих усилий. Для православного сознания Церковь строится сверху. Она начинается от Христа и Его энергией преображает мир внизу. «Реальность, излучаемая от Него, облачаясь в уверовавших, создает Церковь»[517]. Различие протестантизма и православия — это различие экклезиологии снизу и экклезиологии сверху.

Возможно, что протестанты станут возражать этому тезису и настаивать, что и в их понимании Церковь строится и держится Христом, а не людьми. Но в таком случае — как объяснить протестантское недоверие к действию Христа в после–апостольской Церкви?

В православном восприятии Иисус — не погибший учитель, чьи слова следует бережно хранить и передавать. Напротив, Он жив, и теперь Церковь может продолжать учиться у Него. И не только учиться, но и отвечать Ему. Есть неизменное Слово, а есть реакция на это Слово нашей изменчивой истории. Есть бесконечно глубокое Слово Божие, а есть сложная история понимания этого Слова людьми. Есть голос Жениха. И есть ответ Невесты (см.: Откр. 21, 9).

Ведь Бог является Господом общения, а не только Господом заповедей. Он не только поручает и повелевает, не только заповедует. Глава общины (экклесии) желает общения. Норма жизни христианина одна — Писание. Но есть еще ответ человечества на зов Евангелия. Этот ответ и есть реальная жизнь Церкви, существующая во множестве преданий.

История — тоже мой храм. Мне радостно ощущать себя не первым человеком, с которого началась Священная история. И моя радость, и мои поиски, и мои грехи и ошибки — не оригинальны. Есть опыт, который может мне помочь. В реке истории есть течение Предания, которое способно подхватить меня и понести к той цели, которую я сначала избрал для себя как только свою, а потом с радостью обнаружил, что не я первый и не я один сделал этот же выбор. «Соединенный со всеми теми, кто живут, веря, подобно мне, соединенный со всеми теми, кто умерли в вере моей, соединенный со всеми теми, кто будет веровать среди будущих потомков моих, и все это в соединении с Богом — вот чувство, которое меня наполняет, даруя мне уверенность в том, что