Протест - [47]

Третьим пунктом шел завтрак. Все вместе они прошли на кухню, чтобы выпить молока, съесть немного ягод и хлеба. К этому времени игривые шутки, прикосновения, похлопывания и поглаживания уже вызывали заметное набухание пенисов и сосков и привели к выделению естественной смазки.

Затем, переместившись в гостиную, они расселись кружком и принялись раскручивать на столике пустую молочную бутылку. Игра эта была древней; вероятно, еще тысячу лет назад так поступали дети на своих безобидных вечеринках. Однако сейчас в нее вкладывался куда более глубокий смысл: элемент случайности, сопутствующий этой процедуре, создает настроение демократичности и равенства в глазах судьбы, а эти чувства несовместимы с ревностью и фаворитизмом.

Дунски надеялся, что первой ему достанется Руперт, и тогда он в спокойной обстановке сможет сообщить ей то, что она как можно скорее должна узнать. Однако бутылка, покрутившись, остановилась, указывая горлышком на Малию. Бесшумно вздохнув, он сопроводил ее в спальню и механически проделал то, что в другое время доставило бы ему настоящее наслаждение, хотя, конечно, и не столь глубокое, как в уединениях с Руперт. Когда все кончилось, Малия сказала:

— Кажется, твое сердце, об остальном я и не упоминаю, сегодня не слишком расположено к этому занятию.

— Это ни в коей мере не отражает моей любви к тебе, — ответил Джеймс, целуя ее в смуглую щеку. — У каждого мужчины бывают дни подъема и дни, когда он чувствует себя неважно.

— Тыне подумай, я не жалуюсь, — успокоила его Малия. — Я тебя тоже люблю. Просто мне кажется — надеюсь, ты не обидишься на меня за эти слова — что как раз сегодня у тебя один из не лучших дней.

— Ты имитировала оргазмы?

— Нет, нет! Этого я никогда не делаю.

— Ну извини. Что-то сегодня тонус не тот. Наверно, нарушены биоритмы или что-нибудь еще.

— Прощаю, хотя тут и обсуждать-то особенно нечего, — ответила Малия. — Не переживай.

Они прошли в ванную комнату, и Дунски подумал: будь все эти вещи не столь уж важными для нее, Малия вряд ли стала бы высказывать претензии, пусть и в такой мягкой форме. В ванной комнате они застали Маркуса Уэллса и Руперт. Пока они мылись, Дунски все время пытался встретиться взглядом с Руперт и дать ей понять, что ему необходимо поговорить с ней наедине. Но она целиком ушла в приятную процедуру и, подставляя тело струям воды, не обращала на него внимания.

Они вернулись в гостиную и за разговором провели несколько минут, пока появилась третья пара. На этот раз судьба благоволила к Дунски: он крутанул бутылку и она остановилась, горлышком указывая на Руперт. С облегчением вздохнув, он за руку провел ее в другую спальню, благоухавшую сексуальными ароматами; простыня на кровати взмокла от пота. Ему, Дунски, к этому не привыкать, а вот выглядывающий из-за его плеча Тингл, как и Кэрд, бросающий смущенные взгляды из-за спины своего преемника Тингла, способны даже ему внушить к подобным вещам хоть и легкое, но все-таки отвращение.

Руперт легла на кровать и вытянулась, заложив руки за голову и выгнув спину. Ее идеальные, конические груди уставились острыми сосками в потолок. Джеймс присел рядом, взял ее за руку:

— Моя дорогая, любовь придется отложить на потом. Я… у нас неприятности. Надо все обсудить.

— Крупные неприятности? — спросила она, садясь.

Он кивнул и, поглаживая ее руки, посвятил жену в события последних дней.

— Так что сама видишь, надо решить, как вести себя сегодня. Придется обойтись без многих обычных занятий. Но и внимания к себе привлекать нельзя.

Она нервно пожала плечами.

— Этот Кастор… просто невероятно… такое чудовище!

— Его необходимо найти и остановить. Мне предстоит также узнать, где находится Сник, и добиться от нее правды.

— А если и она представляет для нас опасность?

— Мне эта идея не по душе, но другого выхода не вижу. Придется пропустить ее через стоунер и где-нибудь спрятать.

— Лучше уж она, чем мы, не так ли?

— Вот именно.

— Но тогда мы встанем с ней на одну ступеньку.

— Да черт с ним, — сказал он. — С этикой тут особенно считаться не приходится. Сначала надо Сник разыскать. Придется обратиться к моему агенту. Хотя не исключено, что он уже обо всем знает и позвонит мне сам.

— А как ты собираешься допрашивать Сник? Ведь нельзя же допустить, чтобы она тебя узнала. Иначе тебе в любом случае придется посадить ее в стоунер независимо ни от чего. Она все-таки органик.

— Сник будет находиться в глубоком химикогенном гипнозе и, выйдя из него, не сможет меня узнать.

— Бедная Озма, — произнесла Руперт. — Она погибла из-за того, что была твоей женой!

— Прошу прощения, я не рассказал тебе о ней раньше. Я никогда не раскрывал подробности своей жизни в других днях, если они не имеют отношения к деятельности иммеров.

— Это правильно, — согласилась Руперт. Она выпустила его руку и сложила свои кисти на коленях. — Меня всегда интересовали другие твои жизни. Особенно все, что касается женщин.

— Это не мои женщины. Я хочу сказать, что они не принадлежат Джеймсу Дунски. С ними общаются другие мужчины. Для Дунски эти женщины не более, чем мимолетные знакомые.

Это утверждение, конечно, не совсем соответствовало истинному положению вещей. Однако ему совершенно не хотелось говорить о них. Чем меньше она об этом знает, тем лучше для нее да и для него самого.