Протер - [24]

А еще он боялся печальных настроений своей жены. Он чувствовал, что в эти моменты она уходит от него. И может наступить момент, когда она на самом деле покинет и его. Но в своем опасении он не признался бы даже на страшном суде самому Богу! Отношения между соперниками были приличными. Они могли разговаривать о политике, футболе, пиве и налогах, правда, все это почтальона почти не интересовало.

– Ты как, дорогой?! – спросила она его участливо. Но ответа не дождалась: по всему было видно, что он чувствует себя хорошо. – Ну, ты и дал оторваться, оттянулся по полной. Последнее время она все чаще легко и непринужденно использовала жаргон. – Ну, ты и кайфанул! С чего это ты себе вены решил почикать?

– Да вот почикалось, знаешь, стало как-то грустно жить, да и незачем.

– Ах! Неужели? – удивилась она. – Мне кажется, ты в этом состоянии и на свет народился.

– Вот видишь, парадокс судьбы, и родился в этом состоянии, и умер. А теперь я ожил и знаешь, я видел ангелов. Они такие красивые… Она оборвала.

– Ты, случайно, героинчиком не стал задвигать?

– Да нет, правда!

Знаешь, один так меня там напугал. Он был весь черный, с огненными глазами, из-под блестящих перьев у него проскакивалти искры. И он говорил так громогласно и ругал меня за самоубийство. Наверное, он собирался утащить меня прямо в ад. Но знаешь, там были и хорошие ангелы, и они меня спасли!

– Ладно, хорош о глюках, – миролюбиво предложила она. – Давай лучше поговорим о чем– нибудь другом. Но вот как раз о другом говорить-то им было и нечего.

– Ну, ты давай, брат, выздоравливай, – грубым голосом, чуть теряясь, сказал Артур и так, чтобы никто не увидел, смахнул с глаза набежавшую слезинку. Почтальон заметил и спросил: – Я так плохо выгляжу?

– Нет, отменно… – начал Артур. Но его прервала она: – Нет, постой, что-то в тебе изменилось… Знаешь, дорогой, ты стал другим, мужественнее, что ли. И вправду говорят, страдания делают мужественнее.

– Может и мне попробовать в петлю? – сострил Артур.

– Нет, дорогой, – сказала она спокойно. – Тебе петля не поможет. Мужественнее уже некуда! И они попрощались, пообещав забежать как-нибудь еще. Он углубился в свои мысли. Ангелы впоминались ему все в больших подробностях. Прошло несколько недель, он шел к выздоровлению. Его перевели в общую палату, где, кроме него, размещались еще трое пациентов в состоянии средней тяжести, и поставили на психиатрический учет. Несколько раз он ходил к психиатру, в кабинете у которого стоял портрет доктора Фейденберга, светила и лауреата.

Доктор с гордостью рассказал, что он ученик профессора и, может, даже любимый. Г. Фильману лицо профессора показалось знакомым, и он несколько минут внимательно изучал портрет. Врач заметил этот пристальный взгляд и спросил, не интересуется ли он, господин Фильман, психологией.

– Нет-нет! – засмущался почтальон. – Только в пределах человека, совершившего суицидную попытку. – Так вас тоже интересуют причины этого заболевания?

– Сейчас уже нет. Вернее, мне кажется сейчас, что все, что произошло со мной, было вовсе не со мной. – Итак, дорогой пациент, имеет место раздвоение личности. Хорошо! – И доктор с удовольствием потер руки. – Не далее как вчера, при обходе, вы утверждали, что что-то вас подвигло к самоубийству, и это была не ваша воля, а как бы чужая, внушенная вам со стороны.

– Да, это так, доктор.

– Хорошо! – повторил врач снова и так же радостно. Создавалось впечатление, что он составляет досье и ищет компромат. – Вы также рассказывали, что в то время, как ваше бездыханное тело лежало в ванной со вскрытыми венами, вы получили так называемый внетелесный опыт, то есть отделились от тела, куда-то там слетали, где-то застряли, а потом вас спасли ангелы. Так? Прекрасно! – константировал врач.

– Должен обрадовать вас, голубчик, что у вас тяжелейшее расстройство психики! А кстати, вы оккультную литературу, часом, не читали?

– Это что?

– Значит, не читали, – разочарованно произнес доктор. – Хотя нам и этого достаточно, чтобы поставить вам три диагноза. А и одного из них достаточно, чтобы поместить вас в закрытую клинику на длительное принудительное лечение.

– Но я полностью нормален!

– Вот так вот именно и заявляют полностью ненормальные пациенты. Господин Фильман снова долгим и проницательным взглядом, не свойственным психиатрическим больным, посмотрел на портрет доктора Фейденберга. – Может, вы лечились у него или читали в газете о его похоронах? Он недавно погиб под обломками башни в этой ужасной национальной катастрофе.

– Нет, не лечился и не читал.

- А жаль, что не лечились, он бы вас мгновенно поставил на ноги. Самоубийцы были егопрофилем. И он сам был категорически против такого мерзопакостного поступка.

«Не торопитесь, доктор, других судить», – подумалось почтальону, но вслух он этого, конечно, не сказал.

– Я тороплюсь на обход, так что мы с вами расстаемся. Я вам выписываю уколы, успокоительные таблетки, чтобы вы лучше спали и не помышляли ни о самоубийствах, ни об ангелах с архангелами.

После двенадцати часов ночи, когда вся больница заснула в тревожно-горячечном таблеточном сне, по коридору, ведущему в общую палату для больных средней тяжести, туда, где находился почтальон, прошли трое. Если бы их только могли видеть люди, они сошли бы с ума. Впереди шествовала госпожа Останцони, рыжая красавица с зелеными глазами, одетая в этот раз в римскую бело-розовую тунику. В костюме Мефистофеля прошествовал бывший светило, а за ним, в пестром наряде шаманов Сибири, господин Останцони. Когда госпожа Останцони приблизилась к глубоко спящему господину Фильману, она отшатнулась в ужасе. А ее трудно было чем-либо напугать.