Просвечивающие предметы - [4]

Случилось так, что Ирма, унылая и обозленная приказчица, в то утро одна работала в убогом магазинчике готового платья, куда Хью с неудовольствием проследовал за отцом. Сослуживцы ее, муж и жена, только что попали в больницу после случившегося в их квартире небольшого пожара, хозяин отлучился по делу, а посетителей было больше, чем обычно по четвергам. Когда они вошли, она одновременно помогала сделать выбор трем старушкам, прибывшим из Лондона на туристском автобусе, и объясняла белокурой немке в трауре, где можно сделать фото для паспорта. Каждая из старушек по очереди прикладывала к груди одно и то же в цветочках платье, и доктор Персон стал тотчас же переводить их кудахтающий кокни на плохой французский. Девушка в трауре вернулась за позабытым ею пакетом, было распялено еще несколько платьев, изучено еще несколько ярлычков. Зашел новый покупатель с двумя детьми. Воспользовавшись паузой, доктор Персон спросил пару брюк. Ему было выдано несколько пар для примерки в соседней комнатке. Хью выскользнул из магазина.

Он бесцельно побрел, держась под защитой разных архитектурных выступов, — тщетно ежедневная газета, издающаяся в этом дождливом городе, взывала о возведении галерей в торговых кварталах. Хью решил посмотреть, что продают в сувенирном магазине. Его привлекла зеленоватая статуэтка лыжницы, изготовленная из материала, который он не смог распознать через витрину (это был имитирующий арагонит «алябастрик»^{5}, а сделана и раскрашена была вещица узником Грюмбельской тюрьмы, силачом-гомосексуалистом Арманом Рейвом, задушившим сестру-кровосмесительницу своего дружка). Может, этот гребень в чехольчике из настоящей кожи, может, действительно его? — нет, он моментально засорится, будешь потом целый час ковырять его тесные зубцы каким-нибудь маленьким лезвием вон того перочинного ножичка, дерзко выставившего напоказ свои внутренности. Хорошенькие наручные часы с собачкой на циферблате, всего двадцать два франка. Или купить (для соседа по университетскому общежитию) это деревянное блюдо с белым крестом посредине и всеми двадцатью двумя кантонами вокруг? Хью тоже было двадцать два года, и его всю жизнь преследовали символические совпадения.

Позвякивание колокольчика и мигающий красный свет на железнодорожном переезде объявили о надвигающемся событии: медленно и неумолимо начал опускаться шлагбаум.

А за приспущенной наполовину занавеской виднелись элегантные ножки в прозрачных черных чулках, принадлежащие сидящей внутри даме. Мы страшно торопимся схватить этот момент! Занавеска — в будке на тротуаре, оснащенной вертящимся стульчиком для высоких и низких и автоматом, делающим фотографии для паспорта или ради спортивного интереса. Хью глянул на ножки, потом на рекламное объявление. Мужское окончание и отсутствие акцента портили непреднамеренный каламбур^{6}:

Пока он, еще девственник, воображал эти рискованные позы, слились в одно два события: раздался гром проносящегося поезда, магниевая молния осветила кабинку. Блондинка в трауре, отнюдь не сраженная током, вышла, застегивая сумочку. Чью бы она ни желала увековечить кончину снимком светловолосой красоты в черном крепе, к третьему событию, случившемуся одновременно недалеко отсюда, это не имело никакого отношения.

Может, пойти за ней — хороший был бы урок, — пойти за ней следом, а не тащиться глазеть на водопад: хороший урок для старика. Хью со вздохом и проклятием поворотил оглобли (когда-то недурная метафора) и вернулся в магазин. Как Ирма потом рассказывала соседям, ей показалось, будто старый господин ушел вместе с сыном, и поэтому она сначала даже не могла понять, чего молодой человек от нее хочет, хоть он и бегло говорил по-французски. А поняв, посмеялась над собственной глупостью и поспешно повела Хью в примерочную, где, все еще сердечно смеясь, жестом, ретроспективно исполнившимся драматизма, откинула не коричневую — зеленую занавеску. Разброд и разобщение предметов в пространстве всегда комичны, и мало что может быть смешнее, чем три пары штанов, перепутавшихся на полу в застывшем танце, — коричневые шаровары, джинсы и старые серые фланелевые брюки. В тот миг, когда неуклюжий старый Персон сражался с зигзагом узкой брючины, пытаясь просунуть в нее ногу в ботинке, голова его наполнилась красным ревом. Умер он еще прежде, чем коснулся пола, словно падал с большой высоты, и теперь лежал на спине, вытянув одну руку, но так и не достав зонтика и шляпы, отразившихся в высоком зеркале.

6

Сей Генри Эмери Персон — отец нашего Персона — может быть описан и как милый, искренний, доброжелательный человечек, и как жалкий обманщик — в зависимости от угла освещения и положения наблюдателя. С каким хрустом ломают пальцы во мраке угрызений совести, в темнице невозвратного. Школьнику, будь он силен, как Джек-душитель, — покажи-ка руки, Хью, — все равно не совладать с одноклассниками, когда все они жестоко издеваются над его отцом. После двух-трех драк с самыми из них мерзкими он занял позицию более хитрую и более подленькую — позицию молчаливого полусогласия, ужасавшую его теперь, когда он вспоминал эти времена. По странному выверту сознания, сам этот ужас отчасти примирял его с самим собой, доказывая, что он все-таки не полное чудовище. Теперь ему надо что-то делать со множеством вспоминавшихся ему грубостей, в которых он был виновен вплоть до последнего дня и с которыми разделываться столь же болезненно, как с очками и вставными челюстями, врученными ему в бумажном мешочке чиновником. Единственный разысканный им родственник — дядя из Скрэнтона — из-за океана посоветовал ему не отправлять тело домой, а кремировать за границей; на деле, однако, отвергнутая дядей процедура оказалась проще во много раз, и прежде всего потому, что позволила Хью практически тут же избавиться от страшного груза.