Простые слова - [28]

После смерти душа сохраняет фантомный образ своего существования. Душа, которая не готова к смерти, к переходу в другую форму бытия, может долго находиться в плену у этого фантомного образа. Есть множество рассказов о людях, застрявших в таком мире[3]: иногда душа знает, что тело, в котором она пребывала, мертво, иногда не понимает этого, но она не в состоянии освободиться от власти памяти о физической жизни.

Иногда это нелепо, иногда это — страшная виртуальная реальность. Так, человек, который при жизни больше всего любил управлять каретой, запряженной четверкой лошадей, на хорошей дороге, будет управлять этими же лошадьми на бесконечной дороге олам ѓа-димьйон.

Следующий этап нашего путешествия в мир души на иврите называется каф ѓа-кела — «праща»[4]. И, опять-таки, если воспользоваться сравнением из сферы материального, речь идет о метаниях души, как бы перебрасываемой из одного конца вселенной в другой. Исчезают физические границы возможностей мозга, которые могут помешать нам; душа вновь переживает каждое событие прошедшей жизни и воспринимает его с позиции другой, высшей формы бытия. При жизни человек помнит только то, что с ним уже было. Каф ѓа-кела позволяет заново пережить и оценить прошлое, уже зная, как оно отзовется в будущем[5].

На этапе каф ѓа-кела человек ощущает прожитую жизнь как бесконечную кинопленку, вновь и вновь показывающую один и тот же фильм. С каждым новым витком некоторые места размываются, а другие при этом высвечиваются ярче, душа все лучше понимает, чем она обладала и чего ей не хватало, что было важно и что не имело значения, что было правильно и что нет, к какому результату привели те или иные поступки. Теперь она смотрит на жизнь под совершенно иным углом и оценивает ее по другим критериям. О них ей могло быть известно еще в земной, материальной жизни, но тогда они казались неприменимыми.

Для многих людей в их земном существовании хорошее пищеварение было важнее вопросов о добре и зле. Лишившись тела, мы начинаем рассматривать жизнь как единое целое, и то, что раньше казалось столь важным, представляется глупым, ненужным и бессмысленным.

Примерно так же взрослые вспоминают о детстве. Повзрослев, мы смотрим на свои юные годы с позиции умудренного опытом человека, и занимавшие нас в детстве проблемы и заботы теперь кажутся либо забавными и несерьезными, либо постыдными и вызывающими неловкость, в лучшем случае — снисходительное умиление. В каф ѓа-кела мы видим каждую свою ошибку, каждый промах и глупость; мы вдруг осознаем, сколько времени, сил, энтузиазма — сколько жизни — потрачено впустую. Чем глубже мы чувствуем это, тем сильнее боль и сожаление. Все становится понятным и очевидным, но, увы, слишком поздно. Душа тщетно пытается совершить невозможное: изменить прошлые поступки или, хотя бы, заново проанализировав, каким-то образом исправить их. В некотором смысле старость готовит нас к отделению души от тела — ведь в этом периоде жизни тело уже немощно и не так важно для нас, как раньше. Именно поэтому для многих старость — время душевного покоя и безмятежности, ибо с угасанием тела и его желаний ничто не мешает проявлениям души. Для тех же, чья жизнь была подчинена удовлетворению потребностей плоти, старость — это время мук и страданий, ведь привычные желания их не покидают, но больше не могут быть осуществлены. Однако, рассуждая телеологически, старость во всех случаях смягчает последний удар, который наносит нам смерть.

Эта стадия, каф ѓа-кела, — своего рода прелюдия к следующей, которая причинит боль и поможет душе получить новую информацию о всей системе мироздания и исправить себя. Душа не может излечиться до тех пор, пока не признает себя больной и не поставит диагноз. Лечение подразумевает четкое представление о том, чего ей не хватает и что требует изменений.

Пересмотреть подобным образом всю свою жизнь очень нелегко и страшно, но это часть процесса освобождения души от тела, расторжения партнерства и перехода к иной форме существования. Наблюдая за своей жизнью уже отстраненно, мы можем увидеть собственное тело, с которым прежде себя идентифицировали и которое считали старшим партнером в симбиозе «тело-душа», как на довольно-таки нелепый обезьяноподобный сгусток протеина.

Отделившись от тела, мы понимаем, насколько сильно зависели от него. Представьте, что у вас есть машина, к которой вы привязаны всю жизнь. Ваш распорядок дня полностью подчинен ее обслуживанию: ее надо помыть, заправить бензином, водить и парковать. Вся ваша жизнь — обслуживание машины, а вы — всего лишь шофер. Когда душа с ужасом осознает это, то поймет, что, потеряв тело, обретает свободу и может существовать дальше, на ином уровне, уже без обременительной плоти.

Следующая ступень после освобождения души от влияния тела называется геѓином[6]— ад. В каждой культуре свое представление об аде. Евреи уделили этому понятию сравнительно немного внимания; в иудаизме ад — не наказание, а, выражаясь современным языком, нечто напоминающее интенсивную терапию. Человек посмотрел на свою жизнь извне, душа его освободилась от тела, он осознал весь ужас некоторых совершенных им деяний и поступков, но воспоминания обо всем этом еще болезненны и он хочет покончить с ними.