Простые числа - [11]

Я знал, что жену Парицкого звали Еленой, я не мог этого не знать, потому что половина интернетовских материалов о «математическом скандале» выходила под заголовками вроде: «Елена Метельникова, бывшая жена гениального математика Парицкого, сказала, что…» Мне было совершенно не интересно, что говорила эта женщина. Я невзлюбил ее уже за то, что она могла сказать что-то не очень лестное о человеке, которого наверняка не стоила.

Я так и сказал, а Парицкий в ответ широко улыбнулся и налил мне новую чашку кофе — какой-то странный сорт или странный способ приготовления, напиток оказался солоноватым и должен был, по идее, быть невкусным или просто отвратительным, но выпил я его тремя большими глотками и удивился, что чашка уже опустела.

— Понравилось? — спросил Парицкий, но повторять не стал. — О нашей с Леной свадьбе писали столько… Я думал, вы знаете.

— Нет, — отрезал я.

— Дело было так, — заговорил Олег Николаевич, глядя в пространство, будто видел в воздухе голографическое изображение события, о котором шла речь. — Я шел на работу, повернул с Суворовского на Невский, время было раннее, улица пустая, семь утра, да еще январь — кто же выходит так рано и в такую погоду?..

Действительно, хотел сказать я, кто? Вы-то почему шли на работу в такую несусветную рань?

— И вижу, — продолжал Парицкий, — навстречу идет девушка. Длинная, как спичка, в огромных очках, абсолютно не мой тип, мне всегда нравились толстушки, но ведь это на самом деле не имеет значения — кто нравится. А тот день, точнее — утро, был у меня уже выделен и просчитан, так что на самом деле выбора не оставалось, я не мог поступить иначе. Это журналисты потом понапридумывали… Но вы не читали, наверное? И хорошо. Когда мы поравнялись, как корабли в море, и должны были разойтись встречными курсами, я сказал: «Девушка, прошу прощения, выйдите, пожалуйста, за меня замуж». Понимаете, если бы я сказал что-то другое, то Лена успела бы отойти на пару шагов, оборачиваться не стала бы… А эта фраза заставила ее остановиться. Не знаю, что испытывают девушки, когда им так запросто на улице предлагают выйти замуж. Говорят, замуж хотят все, и когда слышат это слово, оно как-то действует на подкорку… Мне-то было решительно все равно, что она ответит. В тот момент существенным был сам факт принятия решения, понимаете? Любого решения, потому что это было важно и для моей жизни, и для жизни Лены. Да или нет.

— И она сказала «да»? — поразился я.

— Она не сказала «нет», — поправил меня Парицкий. — Мы стояли посреди тротуара, притоптывали от холода, и в конце концов нас стали толкать прохожие, потому что оказалось — уже девятый час, представляете, на работу торопился уже весь город, а мы загораживали… Без десяти девять, когда надо было срочно расходиться, чтобы не опоздать, она сказала «хорошо, я подумаю», что, как вы понимаете, было эквивалентно положительному ответу. Кстати, твердое «да» Лена сказала только в загсе, когда служащая спросила ее, согласна ли она взять в мужья стоящего рядом Парицкого Олега Николаевича.

— Очень романтично, — пробормотал я.

— При чем здесь романтика? — воскликнул Парицкий. — Терпеть не могу романтику! В ней нет ни грана расчета! Это не математика, это…

Он выразительно пожал плечами. Минут пять мы оба молчали — я думал о том, что человек, даже самый умный, знает себя хуже, чем какой-нибудь дотошный журналист, впервые пришедший брать интервью. Не романтик он! А кто же, кроме неисправимого романтика, может остановить в семь утра девушку и, даже не спросив имени, предложить ей выйти за него замуж? Если это он называет расчетом…

— Почему вы назвали это расчетом? — спросил я. — И если это был расчет, то почему он оказался неправильным? То есть, я хочу сказать, решение этого уравнения…

— Это не было уравнением, в том-то все и дело, — вздохнул Париц-кий. — Теория простых чисел только показывает момент, а выбор…

Я покачал головой. Слова Олега Николаевича не имели смысла. О чем он хотел сказать?

В тот вечер я так этого и не узнал, потому что направление разговора опять изменилось, и лишь много дней спустя я понял, что Па-рицкий продолжил тогда все ту же тему, просто я еще был не в курсе и воспринимал сказанное не так, как следовало бы. О женитьбе речь больше не заходила, и, вернувшись домой, я не удержался, отыскал какой-то сайт, где рассказам о жизни знаменитостей были посвящены практически все материалы, и прочитал довольно гнусную, на мой взгляд, статейку о том, как великий математик обошелся с несчастной девушкой Еленой Метельниковой. Поскольку Парицкого называли великим, ясно было, что статью журналистка написала уже после скандала с премией. Оказывается, великий математик сделал Лене ошеломившее ее предложение, поскольку с детства обожал длинноногих девчонок (а вовсе не толстушек) и всегда дергал их за косы. Лена же сказала «да» потому, что, оказывается, сразу почувствовала в этом странном человеке огромную внутреннюю силу, ту самую, которой не обладает абсолютное большинство современных российских мужиков.

Как бы то ни было, прожили они вместе четыре года, во время которых было все: от безумной (по словам Лены) страсти до безумной же ревности, для которой у Парицкого (по словам все той же Лены) не было никаких оснований. На самом деле (этот вывод можно было сделать по многочисленным намекам журналистки) оснований для ревности у Парицкого было более чем достаточно, но он никогда не ревновал, потому что ему было решительно все равно, чем занимается его жена. Интересовала его одна лишь математика, и вот к ней-то Лена в конце концов взревновала сама, да так страстно, что однажды отхлестала мужа по физиономии (этот процесс был описан госпожой Приходько в изысканно французском стиле, явно скопированном с ранних рассказов Мопассана) и выставила из… Нет, она не могла выставить Парицкого из его квартиры, в которой они жили, а потому собрала свои вещи и покинула дом в неизвестном (для побитого мужа) направлении.