Простушка и трубочист - [5]

Леня рос в очень неблагополучной семье алкоголиков. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, его родители были лишены родительских прав, а мир получил маленького озлобившегося человечка. В интернате Леня прослыл очень трудным, неуправляемым подростком. За систематические побеги, нарушение дисциплины, грубость и, в конце концов, за нанесение тяжких телесных повреждений двум подросткам он был отправлен в колонию для несовершеннолетних. После выхода из исправительного учреждения Леня с приятелями ограбил продуктовый ларек и уже попал в колонию общего режима для взрослых фактически как рецидивист. Как он – девятнадцатилетний пацан – не сломался там? Наверное, потому что привык уже к отсутствию любви, не нуждался в ней и не особо страдал по этому поводу. К тому же у него был железный характер, закаленный улицей, побоями и черствыми людьми, встреченными им в интернате. А еще Леонид был физически развит, очень неплохо играл в волейбол, футбол и любил все выяснять на кулаках.

Его заприметил главарь одной бандитской тусовки, вор в законе, и взял под свое крыло. Он захотел сделать парня своим подручным, своей правой рукой, будущим паханом на зоне. Для этого Леониду надо было после отсидки как можно скорее возвращаться на зону, желательно на большой срок по солидной статье. И вот когда Леонид вышел из мест заключения во второй раз, имея двадцать один год от роду и восемь классов школы за спиной, ему на жизненном пути встретилась чудесная женщина, которая занималась трудными подростками и очень многим помогла встать на ноги. Она была доктором психологии, почетным членом нескольких зарубежных университетов, где много лет выступала с лекциями по проблемам детской преступности. Встретились они по просьбе соседки Леонида, которой было жалко парня, летящего в пропасть.

Леня явился к Соколовской на квартиру на окраине Москвы. Софья Петровна жила одна. Это была миниатюрная пожилая женщина с ясным взглядом умных глаз.

– Проходите, молодой человек… присаживайтесь, – пригласила она его неожиданно сильным и низким для ее комплекции голосом. – Я, правда, не совсем понимаю, какой толк от нашей встречи… я уже отошла от всех дел… Сижу на пенсии и занимаюсь разведением фиалок.

– Я тоже не вижу смысла в нашей встрече. Мне сказали, что я должен прийти сюда, что вы якобы мой наблюдатель, который будет смотреть за мной после досрочного освобождения. А раз меня обманули, то я пошел! – небрежно ответил Леонид, поднимаясь с кресла.

– А я бы на твоем месте задержалась! – ответила ему Софья Петровна, а когда он обернулся, то с удивлением увидел в руке милой дамы «магнум». – Присядьте, юноша! Я ведь на пенсии, а это знаете, что означает? Что мне одиноко, а пожилые люди хотят общения, и иногда приходится прибегать к нестандартным методам, чтобы тебя выслушали, то есть получить это самое общение, понятно? Тем более я ждала вас в гости, заварила чайку, насушила сухариков, хотя в вашем случае это неактуально… А вы вот так сразу уходить… Нехорошо, молодой человек, – покачала головой женщина, кладя пистолет на свои коленки. – Кстати, я на протяжении тридцати лет сдавала нормы ГТО на «отлично»! И я не милицейский работник, я это делала, чтобы держать себя в тонусе и форме.

Леониду ничего не оставалось, как молча сесть напротив. Эта тетка и правда казалась сумасшедшей и вела себя, как пахан на зоне, в принципе как он и привык.

– Я ознакомилась с твоим делом, сынок.

– Каким делом? – спросил Леонид.

– Не перебивай старших, сынок, а то ненароком отстрелю яйца! Что? В шоке? Уясни сразу, что разговаривать будем на общепринятом, человеческом языке, а не на жаргоне. Потому что мы не на равных условиях. Ты – сопляк, в двадцать один год окончивший восемь классов, а я – образованная тетка! Так что я до твоего уровня опуститься могу, а вот ты до моего подняться, по крайней мере сейчас, не сможешь… Узнала я о твоей жизни, о твоих судимостях и поведении на зоне… Нехороший ты человек, Леня. Как же я много слышала слезливых и сопливых историй о трудном и несчастном детстве. Как же мне все это надоело! – закатила глаза Софья Петровна, смешно сморщивая свое маленькое личико, и Леня не на шутку испугался, что она сейчас возьмет да и пальнет по нему.

Пенсионерка между тем продолжала:

– Мама пила, папа пил, потом зверствовали… бедный я! Вырасту – отомщу всему миру! Психология ущербного человека. Вы же – счастливые люди! У вас с детства перед глазами тот пример, которому нельзя следовать, и стимул выбраться из этой клоаки! Пока парни и девушки из приличных семей будут пробовать на себе наркотики и алкоголь, вы бы с умом использовали отведенное вам время, уже зная, к чему это приведет. Но нет! Вы выбираете путь жалости к себе и плывете по течению, обвиняя окружающих вас людей и злясь на них фактически за свою же слабость. Да, ты попал в интернат, и что ты там увидел? Боже мой! Меня не любят и не понимают преподаватели! А с какого рожна? С какого хрена они тебя должны были любить? Они совершенно чужие тебе люди, а насчет понимания… Я так скажу… еще ни один человек сам себя до конца не понял, что уж говорить о понимании посторонних людей! – Тетка взмахнула пистолетом, и спина Леонида покрылась липким потом.