Пространства и смыслы - [26]

. В памятниках древнетюркской рунической письменности первой трети VIII в. — как известно, наиболее ранних текстовых документах на языках тюркской группы — встречается форма глагольной основы qïd- ’ограничивать’[212], при др. — уйг. qïdïy ’граница’[213]; при этом только для среднетюркского периода (караханидско-уйгурский язык) характерна форма qïj- ’срезать, резать’[214], судя по всему, лишь омонимичная, но не родственная предыдущей, однако при этом в древнетюркских памятниках существует и третья омоформа qïd- ’губить, уничтожать, убивать’[215]. Словарный фонд, относящийся ко всем трём омонимичным основам, демонстрирует лишь случаи перехода в отдельных языках d > δ > j, который относится к более позднему периоду, нежели VIII–IX вв. Ср., однако, др. — тюрк, qaja ’скала’, предполагающее исходное *qaδa < *qada[216].

Среди известных из разных источников форм названия города Киев следует коснуться наиболее ранних (X в.), какой, кроме ср. — евр. qiyåb (ркп. qyywb), являются также виз. (ср. — греч.) Κίαβος, Κίοβα, Κίοάβα, ар. kuyābā, kūyāba, перс. kuyāba, kuyāfā, но и поздних (XII в.) др. — рус. Кыевъ и лат. Cuiewa[217]. В своей гипотезе С. Г. Кляшторный исходил из среднееврейской и славянской форм, но не мог уверенно объяснить появление губного гласного в передаче арабо- и персоязычных авторов, лишь в развитие мысли В. В. Бартольда высказав мнение о том, что арабские и среднегреческие формы восходят к одному архетипу.

Говоря о славянской форме, С. Г. Кляшторный, ссылаясь на К. Г. Менгеса, отмечал, что в случае со славянским — i- (письм. -ы-) здесь для IX–XI вв. вероятнее предполагать передачу иноязычного — u-, либо, как также указывал К. Г. Менгес, дифтонг — öj-/-üj-[218]. Но написание в среднееврейской форме инициального коф подтверждает возможность наличия увулярного согласного в исходном варианте[219], что косвенно подтверждается и славянской формой[220] и отчасти свидетельствует в пользу вторичности происхождения среднегреческих и арабских форм, предполагавших бы передачу тюркского инициального увулярного смычного через спирант: — q- > — χ-[221]. Однако вызывает вопросы именно распространение формы с узким губным гласным. В своё время, кроме того, О. Прицак также указал на вторичный характер — i- (письм. -ы-), явившегося результатом славянизации[222]. Это допустимо, учитывая наличие славянских имён среди членов иудейской общины Киева, упомянутых в т. н. киевском письме, если интерпретация адресанта верна[223].

Тем не менее есть два тюркских слова, фонология которых позволяет рассматривать их в качестве возможных элементов искомого названия. Во-первых, это др. — тюрк, quj ’дом’ (< кит. 閨 guī ’помещение, где живёт женская часть семьи, женская половина дома; покои’)[224]. Уже Т. Байкара высказывал мнение, что kuy означает оседлые ставки[225]. Однако исторически трудно обосновать наличие китайского заимствования в Восточной Европе в X в. Во-вторых, может быть предложена к рассмотрению qo: j / qu: j др-тюрк. ’уединённое место’, ’пещера’, карах. — уйг. ’нижняя часть долины’[226], семантически восходящее к qoj / qojn / qojïn / qojun / qon ’пазуха’, ’грудь, лоно’[227], по примеру омонима со значением ’овца’[228], отражённого в памятниках древнетюркской рунической письменности с назальным — ñ-: qoñ[229].

Любопытно, тем не менее, в связи с последним случаем упоминание у арабского географа XII в. ал-Идриси города у подножия высокой горы: qynyw, отождествляемого с Киевом[230]. Однако, с точки зрения тюркской фонетики, недопустим ни переход — o- > — i-, ни обратный процесс без ступени — u-[231]. Тем не менее отмеченная у ал-Идриси семантика, между прочим, позволяет предположить также возможность контаминации двух гетерогенных основ, типа случая с сужением гласного от қайа > қыйа ’скала’ и қыйа ’косогор’ (< қый- ’резать наискось’)[232]. Предполагаемое фонетическое явление перехода — а- > — i- достоверно фиксируется с XI в.[233]

Однако, вероятно, в данной ситуации, предварительно предполагая вторичный характер узкого гласного, видится возможным привлечь тот факт, что графическая система памятников древнетюркской письменности не знает различий между обозначением губных гласных среднего и верхнего подъёма. Учитывая предполагающийся губной узкий гласный в искомом корне при наличии общетюркского полуширокого, мы, тем не менее, не можем связать это с чувашским субстратом, т. к. в булгарском предполагалось бы *χoj(m)[234], т. е. с инициальным глухим увулярным спирантом[235], а для кыпчакских языков Волго-уральского региона сужение губных гласных — это относительно поздний процесс[236], если только не предполагать здесь отражение древнего, имевшего спорадический характер фонетического явления[237]. Вместе с тем видится важным тот факт, что семитская графика (в данном случае речь идёт о среднееврейских, арабских и персидских текстах) тоже не может отразить различие губных гласных среднего и верхнего подъёма, ввиду чего в исходной основе можно было предполагать наличие полуширокого гласного: *qo: j. Однако в славянской форме иноязычному долгому