Просторы Многомирья - [26]

На что Винд ответил:

– Честно говоря, мне страсть как хочется перенестись в тот загадочный, громадный мир, совсем не похожий на наши обычные миры.

– Смотри, не заблудись там.

– А ты что – не пойдёшь со мной?

– Посмотрим…

В кожаной сумке, прикреплённой к поясу Эльрики лежала книжка с её любимыми стихами, но девушке не надо было доставать эту книгу и читать: ведь она помнила все записанное там наизусть.

И вот, глядя на миры, возле которых они пролетали, начала декламировать: 

Есть ли край у Многомирья?

Есть ли грань, где все миры;

Став холодной, мёртвой пылью,

В тень уходят до поры?

Есть ли край перерождений?

Есть ли миг, когда все мы,

Охладев от всех стремлений,

Позабудем жизнь и сны? 

Был ты плотником, матросом,

Королём, конём и псом;

Был цветком и просто просом;

Был один и был вдвоём…

Ты сказал от жизни к жизни,

Сквозь эпохи и миры;

И, быть может, ты в пустыне,

Создал эти вот стихи… 

– А кто их автор? – спросил Винд.

– Макс Пустынник. Жил в пустынном мире, был отшельником и аскетом.

– И он верил, что душа после смерти перерождается в другом теле?

– Это была одна из его многочисленных теорий.

– Ну уж мне жизнь в пустыне точно не понравилась бы! Да ещё аскетизм! Не – это точно был не я… То есть, не я написал эти стихи в другой жизни. Хе–хе…

– Ну, не зарекайся. Ведь ты столь стоически отказался от предложенного нам угощенья; а вот я бы перекусила…

– Приключения превыше всего!

* * * 

Через пять часов Крылов произнёс:

– Мир Ован–Тульбук в пределах видимости!

Голос у корабля был сильным и радостным: ведь он летел в потоках солнечного света, а это было самым прекрасным для него занятием.

Что же касается Ован–Тульбука, то он как и все неисчислимые миры в Многомирье своё неповторимое лицо. Две реки: одна зеленоватая, другая синеватая опоясывали его; кое где из сиреневой почвы пробивались кристаллы, а также – трубки из которых исходил радужный дым. Впрочем, этот дым не отлетал слишком далеко от Ован–Тульбука.

Никаких поселений там видно не было; зато холмов имелось превеликое множество; были там холмы высокие и низкие; светлые и тёмные, но трудно было сразу определить – какой же холм самый тёмный, то есть – нужный им.

Они сделали несколько кругов над Ован–Тульбуком, и даже глаза у них подустали от того, что они постоянно вглядывались. Наконец, Винд произнёс:

– Нет, не могу выбрать.

– Плохо, что ты такой нерешительный, – молвила Эльрика.

– Может, Аша нам поможет? – произнёс Винд. – Эй, Аша, хватит тебе там на мачте сидеть; давай–ка, выбирай, какой тут холм самый тёмный!

Повторять не пришлось – златопёрая птица прекрасно понимала своего хозяина, и, слетев с мачты, устремилась вниз; вскоре выбрала холм, который казался не таким уж и тёмным.

Казалось, Аша ошиблась, но всё же они решили проверить. Спустились…

И, оказалось, что холм был покрыт пылью; но, стоило только по ней провести ладонью, как открывалась совершенно чёрная поверхность.

Если воздух и почва под ногами были тёплыми, то из этого холма исходил нешуточный холод. Винд улыбнулся и произнёс:

– Молодчина, Аша! Без тебя мы полжизни потратили, чтобы отыскать это место…

Но дальше требовалось найти ещё и дверцу, к которой подходил бы тёмный ключик. А так как ключик был крошечным, то и дверца должна была быть под стать ему – миниатюрной. А нашим путешественникам хотелось, чтобы это были настоящие ворота, так как они уже подустали от постоянных поисков…

Просто обойдя этот холм, они никакой дверцы не обнаружили. Но вот Ява зарычала, и начала отодвигать своими сильными лапами камни, которые были навалены в одном месте.

Дотронувшись до этих камней, Винд и Эльрика обнаружили, что они ещё более холодные, чем остальной холм…

Через несколько минут общими усилиями камни были раскиданы и они увидели дверцу, которая действительно была совсем небольшой. Цвет же её был чёрный, то есть она сливалась с остальным холмом.

Но тут их ждал ещё один сюрприз. Только Винд протянул руку с ключом к этой дверце, как между ним и замочной скважиной появился некто, худенький, жилистый, ростом едва ли достающим Винду до колена, с большущими, выпученными глазами, и цепкими ручонками; вместо кожи его покрывала зеленоватая чешуя.

Этот некто, с неожиданной для своего тщедушного тельца силой, вдруг взял да и оттолкнул Винда от дверцы. Если бы его не подхватила Эльрика, то он больно ударился бы.

Винд воскликнул возмущённо:

– Э–эй, ну ты что козявка–забияка, драться вздумал?!

Коротышка ничего не ответил, но остался стоять возле двери. Его вытянутая, тонкая мордочка выражала решимость.

– Прочь с дороги! – крикнул Винд.

Коротышка и не шелохнулся.

Юноша двинулся было на него, намериваясь отмахнуть подальше это неожиданное и нелепое препятствие. Но не тут то было – коротышка схватил Винда за ногу, и вдруг дёрнул так, что оторвал его от земли, ещё пару крутанул и отшвырнул. Несколько раз перевернувшись, Винд повалился на палубу Крылова.

Тут вступилась Ява. Вообще–то пантера хотела помериться силами с достойным противником: то есть – большим, мускулистым; а этого заморыша она поначалу вообще серьёзно не восприняла. Но, увидев, как легко он расправился с Виндом, пантера прыгнула на него; и что было сил ударила лапой. Коротышка полетел, словно снаряд, выпущенный из пушки, и вскоре скрылся в зарослях кристаллического растения. Оттуда ещё некоторое время доносилось шебаршение, а потом и оно смолкло. Стало быть, коротышка убежал…