Просто солги - [20]

— Ты всегда была слепая? — спрашивает он неожиданно. Без вступления и каких-либо слов сожаления. Просто спрашивает.

— Нет, — я качаю головой. — Пять лет назад один сумасшедший решил прострелить мне голову. С тех пор я ослепла.

— Жалеешь, что не видишь?

— Нет, — лгу. — Когда не видишь — не знаешь, а когда не знаешь — спишь спокойней.

Я не говорю ему о том, что уже несколько дней не сплю без волшебного "успокоительного".

— А тебе не интересно, как, например, выгляжу я? — В его приторно-сладком голосе неприкрытый интерес. И в этот момент я почему-то думаю, каково это — с ним в постели. Но потом пресекаю собственные мысли.

— Расскажи, — прошу. Но уже заранее не верю. Как не верю Киму с его "пшеничными" волосами.

— Вот еще, — смеется он. Дразнит.

Чтобы не зарычать от раздражения, делаю еще один глоток воды. На вкус она почему-то отдает ржавчиной.

…

Ее зовут Лея. И она может целый день просидеть неподвижно. Так, по крайней мере, мне кажется.

И от нее постоянно исходят звякающие звуки. Как будто она двумя кремнями пытается выжигать в комнате искры.

Звякк. Звякк.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я. Мне не нравится эта Лея, не нравится, что Джо привел ее в эту комнату ("не мою комнату") и сказал, что мы будем здесь вместе жить. Надеюсь только на то, что они получат от меня, что они хотят, как можно быстрее и поскорее покончат с моими страданиями.

Лея молчит. Но звяканье никуда не пропадает — наоборот, учащается.

Мне становится неуютно, и я больше не задаю лишних вопросов. Как показывает практика, в этом доме на них никто не отвечает.

Пытаюсь замкнуться, уйти в себя, пытаюсь подумать о чем-нибудь постороннем, не имеющем отношения к тому, что только такая безмозглая тупица, как я, могла добровольно дать себя похитить. Но в голову лезет только Ким — точнее, не сам Ким, а Ким и Дженнифер. Я пытаюсь представить их вместе, в разных местах, в разных позах. Пытаюсь вообразить, как Джен готовит ему ужин, а он смотрит бейсбол по телевизору. Пытаюсь. Не получается.

Тогда эта картинка исчезает из моей головы, и появляется другая.

Шон звонит Киму и говорит о том, что Кесси сделала ноги (или кто-то помог ей их сделать — не важно). Эта ситуация мне нравится гораздо больше, нравится представлять, как лицо Кима сначала вытянется — потом позеленеет. Как он будет биться головой об стенку только оттого, что ему не удалось предусмотреть все.

Но вскоре мне становится скучно думать и об этом.

Тогда вспоминаю, что я все-таки каким-то чудом умудрилась прихватить с собой ту самую фотографию из рамки, от которой так пахло Кимом. Достаю потрепанную карточку из внутреннего кармана жакета и принимаюсь жадно вдыхать знакомый запах. Мне кажется, в этот момент даже монотонное звяканье прекращается.

— Что это у тебя там? — спрашивает Лея.

У нее молодой голос, но хриплый. И от нее пахнет алкоголем.

Она выхватывает у меня карточку из рук и закуривает. Я чувствую.

9. "Это все становится бесполезным. Все"

Это все становится бесполезным.

Все.

Все: моя жизнь, эти бесящие меня до чертиков бесконечно повторяющиеся звуки из соседних комнат и эти омерзительные запахи, от которых начинает шипеть в горле. Все это чистое дерьмо.

Я не вижу ни в чем смысла, и мне хочется воскликнуть: "Вы, что, не видите?! Не видите, что все это бесполезно?!"

Но я почему-то молчу. И все возвращается на круги своя. Моя жизнь, бесконечно повторяющиеся звуки из соседних комнат и эти омерзительные запахи, которых, кажется, становится только больше.

…

Ее зовут не Лея. Эту девушку, сидящую на моей кровати-диване-кушетке прямо напротив меня и теребящую единственно важную мне вещь, зовут вовсе не Лея.

По крайней мере, она сама так говорит.

Но свое настоящее имя, она мне — конечно же — никогда не скажет. Никто из них не скажет.

Поэтому я буду звать ее Лея — так проще. Лея — скрипачка. Она говорит, что может слышать то, что больше никто в этом мире не слышит — музыку. В ответ я только фыркаю, но негромко, чтобы она не услышала.

— На фотографии ты со своим парнем? — хрипит Лея, и все мое тело мгновенно напрягается.

Мне хочется спросить у нее, как выглядит этот парень, какие у него глаза, какого цвета волосы. Хочется спросить, почему она решила, будто бы это мой парень. Но я молчу. Просто никому не доверяю.

И, похоже, что я сама знаю, что это за фотография. Это был единственный раз, когда я позволила Киму со мной сфотографироваться. Это была ярмарка. Прошлой весной.

Внутри, где-то глубоко, мне становится гораздо теплей.

— Он не мой парень, — отвечаю я спокойно. "У него есть Джен", — хочется еще почему-то добавить, но Лея наверняка не поймет. — Мой друг, — поясняю я, чувствуя, что Лея и не собирается задавать новых вопросов, а только усиленно вдыхает сигаретный дым.

— Мне бы такого друга, — хрипит она на одном дыхании, резко выпуская изо рта омерзительного запаха кольца. Я не вижу — я чувствую.

— Почему?

Лея булькает что-то непонятное и резким движением засовывает фотографию обратно мне в руки, как будто на ней какие-то особо опасные бактерии.

Затем я слышу, как девушка возвращается обратно в свой угол и снова начинает усердно звякать.

Приносят завтрак. Как в тюрьме, черт бы их побрал.