Просто мы разучились прощать - [14]

– Я запомню тебя… Ты себя сбереги…, – обрывки песен звучали в Женькой душе, только добавляя горечи, – В равнодушие тем… Кто плюет нам в сердца…

Мыслей не было. Чувств не было. И всё поплыло перед глазами.

– Я тебя сохраню… Как последний патрон… Каскадерам любви не положен дублер, ты знай…

Сердце сошло с ума. Колотилось в грудной клетке, так и норовя вырваться наружу и всё вокруг залить мерзкой горькой желчью. Но слез не было. Ни одной капли не пролилось из Женькиных глаз, все они бушевали внутри, грозясь заслонить собой всё.

Глаза остекленели. Онемели руки. Мурашки со всего тела собрались в области позвоночника, выступая на нем каплями пота. Женя перестала дышать, чтобы хоть на секунду погасить эту боль, жуткую, ужасную боль, засевшую внутри.

И вдруг всё кончилось. Сильные руки крепче прижали Женьку к себе. Теплый живот прижался к спине. Холодные губы коснулись затылка, и хриплый голос прошептал в ухо:

– Я с тобой, мелкая… Я тебя уже больше никогда не оставлю.

И испугавшись силы чувств, прозвучавших в этом голосе, боль отступила, съежилась и мягко улеглась в животе. До поры до времени.

Даже успокоенная, Женька долго не могла заснуть. Что-то сжималось в её сердце от сладкого ощущения нежных ладошек, скользящих по спине, от теплого дыхания в макушку, и от звуков сонного посапывания в ухо.

Лёка тоже не спала. В её голове как заведенные метались всклокоченные мысли. Многое было непонятно – и в этой непонятности и заключалось недавнее беспокойство.

– Ничего, мелкая, – пронеслась, наконец, мысль, – Я разберусь. Ты не бойся, главное. Всё нормально будет. Я обязательно разберусь. Мелкая…

Когда Лёка вылезла из палатки, лагерь уже погрузился в сумерки. Все спали. Почти все.

– Ну, как она?, – Кристинка сидела у костра, когда бесшумно подошла Лёка.

– Нормально, вроде. Спит.

Помолчали немного.

– Кристя, что происходит? Тебе не кажется, что я имею право знать?

– Кажется. Но Женька, похоже, так не считает.

– Рассказывай.

В глазах Лёки была какая-то жесткость, даже жестокость, наверное – и Кристина, неожиданно для себя самой, вдруг рассказала всё. И про сексуальную жизнь Женьки, и про Виталика, и про её мучения и страхи.

– А потом она забеременела. А он сказал, что вернется за ней потом, оставил деньги и уехал.

– Аборт?, – Лёка сжала кулаки, и лицо её странно вытянулось.

– Да. Помнишь, мы уезжали с Женькой в Ростов на два дня? Вот тогда…

– Почему она мне не сказала?

– Не знаю. Наверное, боялась… Или… Не знаю.

Лёка сидела на бревне, крепко зажав ладони между коленями. Чёлка темных волос падала на глаза. И во всей её худощавой фигуре, обтянутой джинсами и футболкой, была какая-то мрачная суровость.

– Или что?, – процедила.

– Не знаю, Лен. Ты об этом у неё лучше спроси. И выкинь из головы этот аборт и всё остальное… Что было – то было. Теперь надо дальше жить.

Вскочила. Яростным взглядом посмотрела на Кристину. И бросилась бежать куда-то, не слыша и не видя ничего вокруг. Не глядя, перемахнула через забор и повалила кого-то на землю.

Опомнилась Лёка только в лагере эльфов, когда за ногу вытащила Виталика из палатки и уставилась на него горящими глазами.

– Ленка, ты что, обалдела?, – вскочил, отряхиваясь, – Что случилось?

– Что случилось? Это ты, ублюдок, скажи мне, что случилось? Денег на аборт дал, да? И еще посмел после этого так себя с ней вести?, – уже не владея собой, Лёка кинулась на Виталика, повалила его на землю и ожесточенно заработала кулаками, – Скотина! Скотина!

Всё это мало было похоже на драку – они катались по земле, изредка нанося удары и громко шипя:

– Какое тебе вообще дело, ты! Ты ей кто – мать, сестра?, – Виталик пока только защищался, не пытаясь ударить.

– Я ей друг, слышишь, ты, сволочь!, – Лёка изловчилась и изо всех сил ударила парня локтем по челюсти. Он моментально озверел и, вывернувшись, начал наносить глухие тяжелые удары.

– Лесбиянка драная! Так бы и сказала, что глаз на неё положила, я бы себе другую нашел. Мало девок вокруг, что ли?

– Она не девка!, – из разбитой губы текла кровь, немилосердно болела шея, но Лёка не собиралась сдаваться, – А ты – подлец! Трахнул, и в кусты, да?

– Ну не жениться же на ней!, – Виталик неожиданно получил удар в пах и согнулся, завывая: – Сука… Сука…

Внезапно Лёка почувствовала, как чьи-то руки оттаскивают её в сторону, но сопротивлялась лишь из чистого упрямства: заряд бешенства уже прошел, и она сделала то, что хотела.

– Ленка, ты с ума сошла?, – кто-то держал её за руки, не давая сделать и шага, а она смотрела на корчащегося Виталика и потихоньку сплевывала на землю кровь.

– Урод…, – прошипела и, оттолкнув того, кто был рядом – медленно зашагала назад.

В лагерь Лёка пришла уже на рассвете. Долго смывала кровь с лица в роднике, прикладывала холодный камень к опухшей скуле. А затем залезла к Женьке в палатку, прижала её, сонную, к себе и прошептала тихо-тихо: «Всё будет хорошо, мелкая… Теперь всё будет хорошо»…

***

И всё, действительно, стало хорошо. На следующее же утро Лёка собрала вещи, подхватила Женьку под руку и отправилась назад, в Таганрог. Следом за ними, радуясь и смеясь чему-то, следовали Шурик, Кристина и Толик. По пути им встретился кто-то из эльфов, но ничего не сказал – и испуганно исчез в кустах.