Просто Кэрол - [42]

— Это и есть твой… твой… Главный подарок?

Я замотала головой и снова потянулась к его губам. Он не дал мне как следует насладиться поцелуем, тут же оторвался, спустился к шее, потом ниже и ниже. Я выгнулась, вцепившись в темные волосы, но тут же отпрянула.

— Нет, так не пойдет, день рождения ведь у тебя.

И вот уже я накрываю ртом и слегка покусываю один его сосок, лаская пальцами второй. Опускаюсь ниже, я на достигнутом останавливаться не собираюсь. Клайд слабо протестует, я, уже стоя на коленях, расстегиваю ремень на его джинсах и ширинку. Ну что ты пытаешься меня поднять, идиот, я все уже твердо решила гораздо раньше.

Один, последний, самый уверенный выдох. Я стягиваю с него трусы, Клайд наконец перестает протестовать, когда я целую его. Он тихо стонет и откидывает голову назад. Правильно, нечего отказывать мне в удовольствии.

Я возбуждена до предела. Он тоже. С члена буквально капает смазка. Я набираюсь смелости его лизнуть, сначала неприятно, горько, хочется выплюнуть, но я пересиливаю себя. Еще пара нежных поцелуев, я беру его в руки, начинаю легонько гладить и снова лизать, зная, что опыта в оральном сексе у меня нет, стараюсь компенсировать нежностью. Клайд стонет, тянет меня за волосы, зарывается в них пальцами. Ему нравится.

А я начинаю входить во вкус. Во мне снова просыпается псих, Кэрол-без-чувства-самосохранения. Я беру все в рот, насколько хватает. А что, пахнет он приятно, выглядит прикольно, не может быть, чтобы и на вкус мне не нравилось. Это с непривычки.

Подушечками пальцев я осторожно погладила тонкую чувствительную кожу, она казалась почти прозрачной. Еще раз прошлась кончиком напряженного языка по выступающим венам. Мне нравилось растягивать процесс, мучить Клайда, который и так уже был на пределе. Наконец я сжалилась над ним и сосредоточилась только на доставлении ему удовольствия, хотя собственное эстетическое наслаждение и было не менее важным. Клайд кончил быстро. Я была довольна.

Поднявшись с колен, я обняла его, уткнувшись носом в теплую грудь и слушая учащенное сердцебиение. Он дышал часто и быстро, стараясь успокоиться. Мне до сумасшествия нравился полученный результат. Почувствовав, что он постепенно отходит, я подняла голову.

— С днем рождения.

Вместо ответа Клайд меня поцеловал. Аккуратно, как будто я могу рассыпаться. В его глазах я вдруг увидела затаенное чувство вины.

— Зачем? — спросил он.

Приподнявшись на мысочки, я легонько коснулась носом его носа. Мне было легко и хорошо, я каждой клеточкой чувствовала любовь этого недоумевающего сейчас большого теплого существа. Легко и хорошо, как летящая птица.

Я предпочитала не думать о том, что летящая камнем вниз с крыши многоэтажки птица-калека, у которой нет права летать. Только так, только к концу всего.

Но это не суть.

— Клайд? Ты в порядке?

— Да… Спасибо. За двадцать четыре года это был лучший подарок. И песня… она прекрасна. Ты прекрасна. Спасибо.

— Давай приводить себя в порядок и пошли?

— Пошли.

Весь остаток вечера мы оба были странными и притихшими в гудящей шумной толпе. Клайд все время обнимал меня одной рукой и, каждый раз, когда оказывался сзади меня, задумчиво водил кончиками пальцев по татуировке на моей спине. Мы оба думали об одном и том же. О том, что крышу сносит слишком сильно, чтобы когда-то мы смогли расстаться и выжить. Мне не нравилось это напряженное ощущение на коже левой лопатки, он словно запоминал рисунок, словно готовился на всякий случай. Я с ужасом поняла, что не будет вместо меня никакой хорошей правильной девушки. Если я скажу ему сейчас «Береги себя, я тебя прошу», он лишь горько покачает головой. Скажет, что ради меня стал бы, а больше не для кого. Ради себя не будет.

Проблема Клайда-романтика в том, что он не повзрослел. Моя проблема в том, что я не повзрослела. Я не умею смириться с реальностью, она меня либо сломает, либо уступит мне. Он тоже.

И при этом я прекрасно понимаю, что чуда не произойдет. Нет. А значит, нам обоим суждено сломаться?

Это я спросила у него вслух, когда мы вышли подышать свежим воздухом. Я глянула на его наручные часы, время было к часу ночи.

— Клайд, значит, нам обоим суждено сломаться?

Он по-хозяйски обнял меня за плечо. Кто-то прошел мимо, смеясь. Я подумала: как хорошо, что тут можно не скрываться. Тут все свои. Впервые в моей жизни — все свои.

— Я боюсь, мне третьего не дано. — Он поморщился. Я обхватила его за поясницу руками, уже который раз за сегодня, пытаясь успокоить.

— Что же, значит, сгнием вместе, сломанные. Это лучше, чем могло бы быть, не будь тебя. Мне нравится говорить «ты». Это такое живое слово.

Где-то в небе летел самолет. Гудение отдавалось объемным эхом в гладком на ощупь псевдолетнем воздухе, лишь по ногам бродил, иногда невежливо наступая кому-нибудь на мысок, взъерошенный заспанный ветер. Движущаяся звездочка с мигающими по бокам алыми точками прочертила ровную белую полосу в светящемся небе и стала исчезать, прощально тускнея. Я помахала ему рукой.

— Инопланетяне? — спросил Клайд. Я кивнула. Он тоже помахал.

— Мои, — пояснила я, разворачиваясь и направляясь снова внутрь клуба. — Возвращаются обратно домой.