Просто друзья - [3]

Именно своей застенчивостью он и привлек ее внимание, когда она увидела его впервые, в галерее на севере Манхэттена. Майкл пришел со своим боссом и его отвратительной женой, одной из этих напыщенных «снежных королев», которые считают себя меценатками в свободное от маникюра время. Предполагалось, что Фрея затмит ее, но единственное, что она могла тогда сделать, — это не ударить в грязь лицом. Фрея только-только приходила в себя после связи с этим злодеем Тодом, была безразлична ко всему на свете и крайне не уверена в себе. Никто с ней не разговаривал, она знала, что не только выглядит жалкой неудачницей, но еще и излучает пораженческую ауру, от которой нормальные здоровые люди бегут как от чумы. Из своего угла, откуда, оставаясь невидимой, она могла созерцать все, Фрея, прислонясь спиной к бетонной стене и загородившись стаканом, наблюдала за Майклом. Тот вел себя суперпримерно в то время, как его то снисходительно похлопывали по плечу, то откровенно унижали, то отсылали за спиртным или велели принести меховое манто. Она была буквально поражена его терпением и ангельской кротостью. Ей нравилось, как он наклоняется, с почтительным вниманием читая надписи к каждому из полотен, а затем распрямляется, чтобы серьезным и несколько растерянным тоном дать им свою оценку. Меньше всего она думала в этот момент о романе с кем бы то ни было, считая, что с романами покончено навсегда. Но глядя в его широкое открытое лицо, мужественное, лишенное цинизма, она вдруг подумала: а почему бы не влюбиться в этого симпатягу?

Позже Майкл признался, что посмел приблизиться к ней лишь потому, что она выглядела такой же потерянной и одинокой, каким ощущал себя он сам. Галереи не были тем местом, где он чувствовал себя королем. Он не владел искусством светской болтовни. Когда выяснилось, что гостеприимство босса не простирается до приглашения на ужин, он пригласил Фрею поужинать в каком-нибудь кафе. Она не помнит, что ему ответила. Возможно, ничего. Но он нашел ее пальто и вытащил на заснеженную улицу, а потом повел в прокуренный ресторан. Сказал, что она слишком худая, и заставил есть сдобу и пить красное вино до тех пор, пока щеки ее не порозовели. Он ни о чем ее не спрашивал, просто рассказывал ей о своем доме, о семье и о работе — успокаивающий, ничего не требующий разговор о нормальных людях, живущих нормальной жизнью. Потом он отвез ее домой на такси. Она помнила, как колеса буксовали в слякоти. Проводил ее до двери той жалкой квартиры в доме без лифта за углом Лексингтон-авеню. Он не давил на нее, не хватал быка за рога, даже не попросил разрешения войти; убедился, что ключи у нее с собой, и попрощался.

Началось неторопливое старомодное ухаживание, весьма старомодное и неторопливое по стандартам Манхэттена, — цветы, выставки, прогулки в парке, чай и горячая сдоба в Бен-делсе. Майкл трогательно заботился о ней, и ей нравилось его внимание. Пятнадцать лет жизни в Нью-Йорке научили ее искусству отрешенности, отрешенности от пьяниц и юродивых, от шума и вони, от мучительного чувства одиночества, приходящего незадолго до сна, и мужчин, которые обещают звонить и никогда не звонят. Приятно сознавать, что ты кому-то нравишься. Квартира Майкла на юго-западе оказалась божественно теплой и уютной. Фрея проводила там почти все время с того самого дня — к стыду своему, она не могла припомнить деталей, — как они стали любовниками. Вскоре Майкл настоял на том, чтобы она к нему переехала. И это ей тоже понравилось. Простые радости: ходить за покупками, готовить, рассказывать друг другу о том, что с ними случилось за день, с тех пор как они расстались утром, — приносили ей покой и уверенность в себе. Так комфортно иметь кого-то, кто выслушивает эти банальности, важные только для тебя; и еще: что-то особенное было в том, что тебе вверяют свои маленькие тайны, даже если эти тайны не всегда тебе интересны. Майкл был добрым и терпеливым, и она, в свою очередь, старалась польстить ему, как умела. Они, конечно, ссорились — однажды она упрекнула его в том, что он хотел бы видеть ее такой, какой она была в тот первый раз в галерее: жалкой, потерянной, а не такой, какой она стала сейчас, — ведь все нормальные люди ссорятся, не так ли? Теперь они очень напоминали семейную пару, и лучшим тому доказательством служило то, что Майкл ей что-то говорил, а она не слышала ни слова.

— …И я сказал: «О'кей, мы вас снесем», и это его сразило. — Майкл смотрел на нее с видом триумфатора. Фрее очень хотелось погладить его по голове. Он был такой милый и прямолинейный. Из него мог бы получиться прекрасный отец. Не то чтобы она хотела заводить детей прямо сейчас — нет, конечно. Но постоянно иметь под рукой качественную сперму совсем неплохо. — Однако хватит обо мне. Давай о тебе. Как Лола?

— В Милане, слава Богу. По крайней мере из-за разницы во времени поток телефонных звонков к вечеру иссякает.

Лола Присс — начальница Фреи, женщина непонятного европейского происхождения и легендарной репутации, чья галерея на Пятьдесят седьмой улице привлекала профессиональных коллекционеров с миллионами наличностью и заставляла раскошеливаться на искусство. Три года назад в результате упорных и порой нудных изысканий в доброй половине музеев и галерей Нью-Йорка, изучив все, начиная с того, как делать эстамп, и кончая приемами грамотной подсветки экспонатов; узнав все, что можно, о технологиях печати и рекламного дела, научившись ловко обходить таможенное законодательство США и одновременно развивая свой вкус, умение видеть все со своей точки зрения, Фрея была вознаграждена предложением обустроить с нуля и подготовить к открытию «Лола Присс даунтаун» — новенькую галерею в красивом месте в Сохо. Лола Присс также уполномочила Фрею найти молодых художников, которые со временем смогли бы приносить Лоле миллиарды. Фрее нравилась ее работа, и, если бы не эгоцентризм и чудовищное самомнение начальницы, учинявшей Фрее допросы с пристрастием по каждому поводу и без повода, жестоко критиковавшей ее за ошибки и каждое достижение Фреи выдававшей за свое собственное, она могла бы с гордостью сказать, что принадлежит к тем немногочисленным счастливчикам, которым платят за то, что они делают с удовольствием. К счастью, теперь, когда Лола (известная под кличкой Божий одуванчик) готовилась разменять восьмой десяток, она стала чаще, чем прежде, наносить «дружеские» визиты к самым богатым своим клиентам, разбросанным по разным концам Америки и Европы, и реже бывать в офисе. Увы, настырная старушенция не собиралась отходить от дел совсем и продолжала держать руку на пульсе своего бизнеса.