Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в. - [81]
Статус семьи в сознании молодых ленинградских рабочих был основательно поколеблен и благодаря старательному муссированию вопросов о функциях семьи в новом обществе. Сомнительные идеи и варианты брачных отношений навязывались пропагандируемыми в сборниках комсомольских песен частушками о семейной жизни:
«Эх, била меня мать и поучала,
С комсомольцами гулять запрещала.
Лучше б дома, говорит, ты сидела,
Поучилась щи варить, хлебы делать.
Нет, мамаша, все ты зря, эти вещи
Спокон века кабалят бедных женщин.»[358]
Проблемы взаимоотношений полов находили отражение в художественной литературе, в постановках театров, рабочей молодежи — ТРАМов. Так, на сцене Ленинградского ТРАМа в 1925—1928 гг. шла пьеса самодеятельного драматурга П. Маринчика «Мещанка», где в мелодраматическом ключе разрешались проблемы семейной жизни и общественной деятельности. Комсомольские активисты стремились в обязательном порядке обсудить в фабрично-заводских коллективах такие проблемы, как «Любовь и комсомол», «Комсомол и кухня».
Удар по патриархальной семье наносила и активная пропаганда бытовых коммун. Особый размах их создание получило со второй половины 20-х гг., когда была не только восстановлена довоенная численность населения Ленинграда в целом и рабочих в частности, но и наметился рост количества горожан. Коммуны появились на фабрике «Скороход», на «Красном треугольнике», «Красном пути-ловце». Возникали межрайонные коммуны, как, например, Московско-Нарвская, которая не только обобществляла всю одежду, но и платила алименты за своих членов. А на рубеже 20—30 гг. предпринимается даже попытка создать «остров коммун» на Каменном и Елагином островах.
Следует сказать, что руководители коммунистической партии возлагали на эту форму общежития большие надежды в деле переустройства семейного быта. Н. К. Крупская считала, что коммуны — «это организация на почве обобщения быта новых общественных мерил, новых взаимоотношений между членами коммуны, новых… товарищеских отношений между мужчиной и женщиной»[359]. Ряд теоретиков организации коммун просто видели в них средство отвлечения от семейной жизни, так как «коммунисты ни в коем случае не могут являться сторонниками семейного очага»[360]. Нередко таких же взглядов придерживались и сами коммунары. Один из них писал в «Смену» в 1926 г.: «Половой вопрос просто разрешить в коммунах молодежи. Мы живем с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сестры. Мы о женитьбе не думаем потому, что слишком заняты и к тому же совместная жизнь с девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий. В коммуне девушка, вступившая в половую связь, не оторвется от общественной жизни. Если не хотите жить, как ваши отцы и деды, если хотите найти удовлетворительное разрешение вопроса о взаимоотношении полов — стройте коммуну рабочей молодежи»[361]. Подобные высказывания наряду с нашумевшими декретами местных органов управления эпохи гражданской войны об объявлении всех женщин после 18 лет государственной собственностью служили поводом для серьезного обвинения Советской власти в целенаправленном разрушении семьи. Не случайно в 1925 г. молодые ленинградские рабочие, приглашая к себе в гости делегацию молодежи Австрии, стремились показать, что «никакого обобществления женщин в СССР нет»[362].
Коммуны, несомненно, способствовали если не уничтожению семьи, то, во всяком случае, ее политизации. Такую цель преследовала и новая обрядовость, к созданию которой активнейшим образом привлекалась именно рабочая молодежь. В начале 20-х гг. входят в моду «красные свадьбы» и «красные крестины». Уже весной 1924 г. ЦК ВЛКСМ отмечал огромные, а главное, как тогда казалось, устойчивые сдвиги в быту молодежи: «Октябрины вместо крестин, гражданские похороны и свадьбы, введение новой обрядовости вместо религиозной стали в рабочей среде массовым явлением…»[363] Периодическая печать Петрограда этих лет пестрела сообщениями о попытках введения новой обрядовости. В фабричных клубах города проводились «комсомольские свадьбы», на которых роль «попов» выполняли секретари партийных и комсомольских организаций. Подарки новобрачным тоже носили «революционный характер» чаще всего это была «Азбука революции» Н. Бухарина и Е. Преображенского. Примерно в таком же духе организовывались «красные крестины», названные «Октябринами» или «звездинами».
Параллельно с попытками насаждения новой семейной обрядности велась яростная борьба против церковного обряда бракосочетания. Юридическая основа успеха Советского государства в борьбе была заложена уже первыми его декретами, касающимися брачно-семейных отношений. Однако многовековая практика освещения процесса создания семьи церковью, с одной стороны, и факт легкомысленного отношения к проблемам любви — с другой, вызывали у части молодежи, в особенности у девушек, сомнения прочности брака, заключенного в ЗАГСе. Этим объясняется устойчивость требований венчания. Самым активным борцом против участия церкви в семейных делах становится комсомол. Случаи церковного брака яростно обсуждались в комсомольских фабрично-заводских ячейках. Так, собрание петроградского завода «Светлана» в 1923 г. приняло решение удовлетворить просьбу комсомольца о выходе из рядов РКСМ в связи с необходимостью венчаться в церкви
