Прости за любовь… - [13]

Шейла пыталась отыскать положительные стороны в сложившейся ситуации. Но она не представляла масштабов ошибки, которую совершила Сэнди. Ошибка была чудовищной. Будучи наивной оптимисткой, Сэнди позволила годам смягчить жесткий образ Уго до такой степени, что даже начала спрашивать себя, была ли она справедлива к нему.

Эдвард, в свою очередь, тоже мягко и неназойливо подталкивал ее к этому. Чудаковатый, по-своему добрый Эдвард, который, как и она, не способен был видеть в людях дурного. Но ведь Эдварду было известно все. А если Уго и решит прочесть оставленные ею бумаги, то узнает лишь половину истории. Что же касается другой половины…

Другая половина целиком на совести Уго, так охотно поверившего наветам.

Нет, вздохнула Сэнди. Было нечто большее, чем слова, нашептанные ему в ухо. Он видел ее с Риком — неопровержимая улика. Но все легко было бы объяснить, напомнила себе Сэнди, если бы он только согласился меня выслушать. Но он не согласился. Ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось. Он по-прежнему смотрит на нее непрощающими глазами человека, глубоко убежденного в том, что женщины — грешницы по натуре.

И она даже близко не подпустит к своему сыну этого мужчину, который может заразить его превратными представлениями о ней.

— Сэнди… — начала Шейла, взяв ее руки в свои.

Сэнди высвободила руки, не желая продолжать разговор. Остается только надеяться, что Саймон заберет документы прежде, чем Уго решит, чтобы подпитать свою ненависть к ней, прочесть то, о чем на самом деле и знать не желает.

— А что вообще ты делаешь дома? — спросила она у Шейлы, резко меняя тему разговора. — Ты ведь, кажется, должна была представлять какую-то весеннюю коллекцию.

— Показ решили перенести в Филадельфию, — объяснила подруга. — Он состоится завтра, поэтому я зашла домой, чтобы собрать сумку и дневным рейсом вылететь туда. У меня там куча друзей, которых я не видела целую вечность… Но я передумала, — быстро добавила она. — Я полечу завтра…

— Нет, ты этого не сделаешь. — Сэнди бросила на Шейлу предостерегающий взгляд. — У меня были неприятности, но теперь я в порядке, — твердо сказала она и, чтобы подтвердить это, собрала чашки и отнесла их в раковину. — Может, мне даже нужен был такой опыт, чтобы скорее избавиться от прошлого.

— Ты веришь, что способна на такое? — Голос Шейлы звучал скептически.

— У меня нет выбора. Я не хочу дважды повторять одну и ту же ошибку.

Сказано это было весьма решительно, и Шейла не стала возражать. Десять минут спустя она ушла, оставив Сэнди в одиночестве доживать остаток дня, протянувшийся перед ней, словно темная дорога, полная мучительной неуверенности… и душевной боли, которой она совсем не хотела испытывать.

Она трижды набирала номер Саймона, но безуспешно. Один раз даже подняла трубку, чтобы позвонить Уго, но передумала, вспомнив его последние слова. Ей наверняка не удастся пробиться даже к секретарше.

Насколько нужно упиваться своей ненавистью, чтобы так унизить ее? К глазам снова подступили слезы. Сэнди проглотила их и поднялась наверх, чтобы снять костюм. Расстегнув жакет, она ненароком заметила свое отражение в зеркале, и в ней снова ожило ощущение, вызванное властными прикосновениями Уго. Она содрогнулась, презирая себя за такую слабость, сняла юбку и натянула потертые джинсы и блузку с открытым воротом. Спустившись через несколько минут вниз, она снова была той домашней Сэнди, которую привык видеть Джимми, возвращаясь из школы. Костюм от дизайнера был надежно спрятан. Никаких намеков на то, что она занималась сегодня чем-то отличным от обыденных дел…

С шумом и грохотом в парадную дверь ввалился Джимми. Сэнди обернулась от раковины, в которой мыла овощи, чтобы посмотреть на входящего в кухню сына. Галстук в малиновую и золотистую полоску заброшен за плечо, из-под распахнутого школьного пиджака торчат полы выбившейся рубашки, а волосы растрепаны так, словно он только что дрался.

Сердце Сэнди забилось, как пойманная птица, потому что даже в таком растерзанном виде он поразил ее своим сходством с отцом.

— Привет, — сказал мальчик. — Знаешь, чем мы сегодня занимались?

— Чем? — хрипло спросила она.

Джимми нахмурился.

— Ты схватила простуду?

— Мне просто нужно откашляться. — Что она и сделала. — Так чем же ты сегодня занимался? — напомнила Сэнди.

— Мы ходили на пруд кормить любедей. Они были похожи на корабли, и мы их рисовали.

— Лебедей, — поправила его Сэнди.

— Лебедей, — послушно повторил Джимми. — Хочешь посмотреть?

— Конечно, хочу, — ответила она. — Но только после того, как ты меня обнимешь.

Высокий для своих семи лет мальчик подошел к ней с улыбкой, заставившей Сэнди отвести взгляд. Она присела и раскрыла ему объятия. Крепко прижав к себе сына, Сэнди, должно быть, шмыгнула носом, потому что Джимми вскинул голову. Темно-карие, как у отца, глаза смотрели ей в лицо, но выражение их было совсем иное — любящее, теплое, встревоженное, в то время как у Уго…

— Ты правда не простудилась? — спросил он.

— Джимми, — твердо произнесла Сэнди, — я в полном порядке, и давай оставим это, ладно?

Это было произнесено безапелляционным материнским тоном. Несколько мгновений мальчик продолжал изучать ее взглядом, потом кивнул.