Прости за любовь… - [11]

Его чуть не тошнило от отвращения. Она стояла перед ним, глядя молящими о понимании глазами. Но он видел только ее прекрасное обнаженное тело, распростертое под стариком.

Отложив бумаги, Уго встал с удивившей его самого легкостью и плавно обогнул стол.

— Пойдем со мной, — сказал он и снова удивился тому, как ровно звучит его голос.

Он отвернулся и зашагал к двери. Через несколько мгновений Уго услышал, что Сэнди последовала за ним. В приемной Джина печатала на машинке, а Анджело, присев на край ее стола, говорил по телефону. Разговор шел по-итальянски, но Уго не понимал ни слова, произносимого на родном языке.

— Анджело! — Взмахом руки он потребовал внимания помощника, продолжая идти в дальний конец холла, где наготове стояли лифты с открытыми дверьми.

Анджело подошел к Уго, и тот молча указал ему на Сэнди, пропустив ее вперед. Она нахмурилась и встревоженно посмотрела ему в лицо, проходя мимо. Не обратив на это внимания, он жестом предложил Анджело войти в кабину и сам вошел следом, но только для того чтобы нажать кнопку нижнего этажа.

— Выведи миссис Медфорд из здания, — приказал он Анджело. — И позаботься о том, чтобы она никогда больше сюда не входила.

С этими словами Уго вышел, и последнее, что он услышал, прежде чем их разделила прочная сталь, был тихий потрясенный возглас Сэнди. Проходя мимо Джины, он даже не заметил ошеломленного выражения ее лица. С видом человека, уверенного в своих действиях, он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Сэнди уставилась в стену движущейся стальной тюрьмы, потрясенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни говорить. Стоящий рядом молодой темноволосый итальянец, Анджело, был также неподвижен.

Наконец Сэнди обрела дар речи.

— Что случилось? — прошептала она.

Мужчина очень сдержанно покачал головой.

— Боюсь, я не знаю, синьора.

Прежде чем кто-то из них успел сказать еще слово, дверь лифта открылась, и, в точности выполняя приказание хозяина, Анджело проводил ее по нижнему холлу до гигантских зеркальных дверей и вывел из здания. В ответ на жалобно-вопросительный взгляд Сэнди получила еще один сухой кивок, и мужчина снова скрылся в здании, оставив ее в состоянии шока. Как же лихо Уго взял над ней реванш — если, конечно, это был реванш. Сэнди не знала, да ей это было и неважно. Он прилюдно вышвырнул ее. За всю свою жизнь ей не приходилось еще испытывать такого унижения.

Она двинулась вперед, ничего не видя перед собой, и едва не угодила под колеса. Зазвучал резкий сигнал клаксона, и Сэнди проводила безразличным взглядом промчавшуюся в дюйме от нее машину.

Наверху, у окна своей мраморной башни, Уго, до боли стиснув зубы, наблюдал за этим происшествием. Только теперь, когда в нем боролись страх за ее жизнь и желание никогда больше не видеть эту женщину, он связал в уме Сэнди и ту золотоволосую незнакомку, которая никак не решалась войти в подъезд часом раньше.

Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, она никогда бы этого не сделала, и они оба были бы избавлены от массы хлопот.

Лгунья, мошенница, негодовал Уго. И повезло же ему — иметь дело с двумя такими за один день! Не хватало еще, чтобы мать восстала из могилы и сообщила ему, сколько денег выкачала из отца, прежде чем согласилась доносить его до нужного срока!

Деньги. У женщин все всегда сводится к ним, заключил он, отходя от окна, когда Сэнди благополучно перешла на другую сторону улицы. Его личный телефон снова зазвонил. Подойдя к стене, Уго вырвал провод из розетки и, схватив аппарат, швырнул его в корзину для мусора, где уже покоилась сегодняшняя парижская газета.

Завтра он прекратит финансирование этого дурацкого фильма. С матерью было проще — она сама устранила проблему, умерев в день его рождения. Значит, остается только Сэнди… миссис Медфорд, с горечью поправил он себя, складывая ее бумаги с намерением отправить их следом за телефонным аппаратом.

Однако что-то привлекло его внимание, и Уго остановился…

3

Сэнди сама не знала, как добралась до дому. Ей только смутно помнилось, что она испытала странное утешение, стоя в толпе на перроне метро и ощущая себя всего лишь каплей в море таких же безымянных лиц. Но сейчас, в собственной теплой и уютной кухне, где все было так мило ее сердцу, она чувствовала себя чужой.

Это было странное ощущение: она никак не могла восстановить утраченную связь с привычными вещами. Старой газовой плитой, стоящей в нише. Чисто выскобленным столом, который занимал слишком много места, но был такой же неотъемлемой принадлежностью дома, как и рисунки Джимми, прикрепленные к пробковой доске для заметок на двери. Разномастными чашками, висящими на крючках под древним настенным шкафчиком.

В какой-то момент после возвращения домой она поставила на плиту чайник, хотя совсем не помнила об этом. Над носиком поднимался парок, свидетельствующий о том, что он скоро закипит. Где-то по пути она сбросила туфли и теперь стояла на холодных керамических плитках в одних шелковых чулках, которые стоили целое состояние.

У нее шок. Всякий раз, когда она начинала вспоминать, что же повергло ее в это состояние, возникало сосущее ощущение под ложечкой, которое появляется в быстро спускающемся лифте, и испуг перед замкнутым пространством, ограниченным стальными стенами. Но все случившееся до того, как она оказалась в этом лифте, по-прежнему тонуло в тумане.