Прости меня - [62]

– К чему эта категоричность, Вера? – спрашивает он у автоответчика.

Интересно, она прослушает его сообщение? Он, к примеру, даже не умеет пользоваться автоответчиком. Но Вера ведь может все. И сейчас она легко может его уничтожить. Потому что он раскрылся именно ей. Он набирает номер Валерии, но она, конечно, недоступна. В самолетах до сих пор нельзя говорить по телефону. Такие подонки, как Константин, создают турникеты, которые сканируют твое благосостояние, а поговорить в в самолете до сих пор нельзя. Но Алекс терпелив. Он подождет. Главное, чтобы Валерия успела, пока его не забрали. Очень хочется поговорить с ней вне своего заключения.

Вера, в отличии от Алекса, может прослушать свой автоответчик и умеет. И умеет читать сообщения, которых не так уж много, она почему-то была уверена, что их будет больше. Что ж. Он оказался трусливым мальчишкой. И что она ожидала? Нельзя же сейчас ей ныть, что она в нем разочарована. Не в ее возрасте страдать от того, что симпатии оказались не такими уж достойными. Вообще не в ее возрасте испытывать симпатии к таким молодым и дерзким молодым людям.

Она чувствовала себя обманутой и почему-то преданной, когда он рассказал ей ту историю. Она не может сказать, что ее больше задело. То, что он оказался таким смелым и подлым или то, что она усомнилась в их флирте и чувствовала себя глупо. Он пробирался в ее кабинет, рыскал там в поисках информации. Почему ей кажется, что он ее использовал? Как женщине ей почему-то от этих мыслей становится особенно обидно. Кстати, оказывается, переживания молодых ей не чужды. Даже неприятно, что он не обрывает ее телефон. Она думала, он будет обивать ее пороги, и ненавидит себя за эту девчачью наивность. Она все время гонит от себя эти мысли, потому что иногда появляются совсем уж невозможные, из серии, что она была с ним слишком резкой. Но это мысли десятиклассницы.

Она ходит на работу, надевает теплое пальто. Ежится от холода и кутается в шарф. Стандартная процедура, вроде как ничего и не произошло. Хотя что, в сущности, произошло? Что за идиотские страдания? Она постоянно входит в здание лаборатории, снимает с себя пальто, смотрится в зеркало, подходит к автомату с кофе. Всякий раз собирается пойти к начальству и постоянно это откладывает. На потом. На попозже. Она находит для себя отговорки. Хотя раньше она в таких глупостях не была замечена, всегда строгая, собранная. Жесткая даже. Она старается не потерять себя. Правда, сейчас приближается время очередной лотереи, и все так лицемерно к ней готовятся, что ей приходится притворяться приболевшей, чтобы не участвовать в обсуждениях. А, может быть, кстати, все готовятся и не лицемерно, она же тоже когда-то верила во все эти сказки. Она об этом больше не думает. Слишком много правды и разочарований за последние дни.

Она пьет кофе со своими приятельницами и даже обедает вместе с ними. Сплетничает, хотя пару раз, конечно, ссылалась на то, что очень много работы. Но нельзя вызывать подозрений, у нее совсем нет настроения отвечать на лишние вопросы. Кстати, она почему-то все время ищет глазами знакомую взъерошенную прическу. Иногда даже засматривается на дверь своего кабинета, ей кажется, что сейчас дверь распахнется, и он принесет ей кофе.

– А где Алекс?

На все вопросы о том, где Алекс, она отмалчивается или невольно раздраженно отвечает, что понятия не имеет. Ей не нравится, что ее о нем спрашивают, не нравится, что она ищет его взглядом. Не нравится, что она еще не «сдала» его. Она удаляет его сообщения. Иногда ей хочется ответить. Сказать ему, что он чудовище. Иногда хочется даже увидеть его. У нее была работа, которая давала ей удовлетворение. Потом она потеряла веру в эту работу, и у нее появился Алекс, как бы пафосно это ни звучало. Но она его потеряла. И теперь она ходит на работу, которая не дает ей положительных эмоций, и даже не улыбается от его очередных глупостей или попыток как-то с ней неуклюже заигрывать.

– Вера! А где Алекс? Он же все время крутился возле твоего кабинета. Не заболел ли часом?

Она снова оборачивается на громкий голос одной из своих коллег. Одна из коллег уже высказалась в истинно женской манере, что однажды видела, как Вера вместе с Алексом покидали здание лаборатории, и сощурила глаза таким хитрым образом, что Вера с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть по девчачьи.

– Я не имею ни малейшего понятия, где Алекс. И мне, если честно, совсем неинтересно.

Она вежливо улыбается и, сославшись на работу, отправляется в свой кабинет. Снова прослушивает его последнее сообщение на автоответчик. Удаляет.

Валерия словно знает, что сейчас нужно ее брату. У нее есть свой ключ от его квартиры, но она раньше никогда им не пользовалась. Она опасалась нарушить его личную жизнь и, несмотря на то, что у нее был ключ, и он всегда ее ждал, она предпочитала приезжать к нему, когда он дома, и ей не придется пользоваться своим ключом. Но сейчас совсем другой случай. Он вяло отвечал на ее звонки, и она просто достает ключ, стоя с огромными пакетами с едой около дверей.

Он встречает ее осунувшийся. Такой потерянный, но она бросает пакеты прямо в коридоре и заключает его в свои объятия. И он обнимает ее так крепко, как ребенок. Он так всегда обнимал ее в детстве. Особенно, когда ему было страшно. Он отпускает ее и заглядывает с любопытством в пакеты. Несмотря на то, что все их разговоры не были очень позитивными, после того как она побывала в этом путешествии, они все же были братом и сестрой, и вот в данный момент они снова были едины. Они проходят на кухню. Она качает головой: