Прости меня - [37]

– Какой ты капризный. И долго ты собирался стоять у меня под дверью, Ромео?

Она задумчиво вертит в руках шоколадку и скрывается где-то в глубине каюты. Точно, он окончательно решил в своей голове, что это каюта.

– Тот, кто спал здесь до меня, забыл книгу. Какой-то дамский роман, и я осмелюсь предположить, что это была женщина, причем, очень одинокая женщина. Но я увлеклась. Хочешь, зачитаю пару строк?

– Пожалуй, откажусь.

– Решайся, ты будешь в восторге.

Он отнекивается еще пару минут, но она ведь похожа на ураган, когда что-то засело в ее голову. Он пытается вытащить ее на палубу, подышать свежим воздухом, но она непреклонна. Более того, она совершенно его не слушает и уже открывает эту книгу в мягком переплете, на обложке которой изображен мужчина с голым торсом, притягивающий к себе хрупкую блондинку с призывно открытым ртом. И кто только создает эти обложки? Мужчины с таким голым торсом вообще не существует. По крайней мере ему бы хотелось верить. И вряд ли они с таким придыханием притягивают к себе женщин. Женщины, скорее, сами прыгают к ним в постель. Впрочем, он понимает, что спорить смысла не имеет, и присаживается на кровать. Она, к слову, забралась в кресло с ногами и томным голосом произнесла:

– И тогда он сдавил ее в жарких объятиях…

И последующий час она действительно читала ему этот любовный роман, он вслушивался в ее голос и смеялся над ее комментариями, которые были достаточно остроумными для такой же женщины, которая могла бы купить этот роман. Но когда он спросил у нее, разве не все женщины грешат тем, что скупают эти книжки в мягком переплете, она в него запустила этим шедевром беллетристики таким образом, что торс обнаженного мужчины проехался прямо по его щеке. Слава богу, что эти книжки выпускают в мягких переплетах, а то она могла и губу ему рассечь, будь там обложка посерьезнее.

– Может быть, уже переберешься ко мне? Я выслушал всю книгу, я наизусть знаю главных героев, целых трех. Я был хорошим слушателем.

Она улыбается ему и покорно ложится рядом, закидывая на него ногу. И он касается губами ее макушки. Он же принял решение. Наладить все с ней. Со своей Одри. Почему тогда он не может надышаться запахом волос совсем другой?

26

Вера не смущена, когда на следующий день после встречи кафе сталкивается с Алексом. Она внимательно изучает его лицо, но он тоже не кажется ей растерянным. И она улыбается. Наверное, это хороший знак? Или все же было бы лучше, если бы он краснел, словно несмышленый юнец. Тогда она бы точно уверилась в том, что она ему нравится. Господи, какая глупость вообще пропускать в свою смышленую голову такие дурацкие мысли десятиклассницы.

– Хорошее утро?

Он замечает ее улыбку и не утруждает себя тем, чтобы скрыть немного самодовольное выражение лица. В его вопросе сквозит: «Являюсь ли я причиной этой улыбки?».

– Вполне неплохое. А как твое?

Она отбивает его выпады в свою сторону и ей даже нравится эта игра.

– Долго не мог уснуть. Почему-то. А когда провалился в сон, будильник навязчиво мне намекнул, что пора вставать. Чувствую себя разбитым.

– А я вот уснула практически сразу.

И ей хочется сказать, что он вообще бессовестно с ней флиртует, смотрит исподлобья, улыбается, когда говорит, что почему-то долго не мог уснуть. Или она уже, и правда, черт возьми, видит знаки там, где их нет?

– Мне пора идти работать. И тебе тоже.

– Не могу.

Она смотрит на него вопросительно. Здесь вообще не принято произносить такие фразы, как «не могу». Он пожимает плечами.

– Снова смотреть на лица тех, кто полон надежд, а я отправляю их в папку «на рассмотрении». Что, как ты сама понимаешь, обозначает… в общем, как будто я их всех отправляю на верную смерть. Я чувствую себя палачом.

– Я понимаю…

– Нет, ты не понимаешь. Ты не смотришь на их лица. Ты не читаешь их умоляющие письма. Ты не представляешь их умирающими. Ты не отнимаешь у них надежду.

– Ты к чему это мне говоришь? Я сто раз тебе говорила, что методы гуманные. Те, кто не может попасть в списки обычным способом, могут попасть посредством лотереи.

Ее строгое лицо преображается и становится воинственным. Словно она готова дать ему отпор в любую секунду. Он это замечает, но не сдается, упрямый юнец. Она не собирается слушать эти его угрызения совести. Она ему не мамочка и вообще, пусть ступает к своей сестре и рассказывает ей, как тяжело ему живется и работается. Она смотрит на него гордо, смотрит на него строго.

– Я просто делюсь переживаниями.

– Мне это не интересно.

– Естественно.

Она круто разворачивается на каблуках и заходит в свой кабинет, возможно, даже слишком громко хлопает дверью. Показывает свое раздражение. Он смотрит на дверь, чтобы усмехнуться и уйти по своим делам. Она же садится за стол, разбирает бумаги и в какой-то момент понимает, что читает документы по диагонали. Нужно умерить раздражение. Плохая мысль, что она могла быть неправа и была с ним слишком строга. Он всего лишь лаборант. Почему она должна думать о его эмоциях, причем совершенно мальчишеских и категоричных. Она включает компьютер. Разбирает почту, лениво щелкая мышкой по экрану. Откидывается на спинку стула, смотрит в экран, который уходит в спящий режим, и теперь на нем прыгает какая-то геометрическая фигура. Она протирает глаза, стараясь не размазать водостойкую тушь. Решительно касается мышки, экран снова загорается, и она нажимает на папку писем, о которой говорил молодой лаборант. «На рассмотрении».