Прости им… - [7]

Мне стало по-настоящему страшно, когда понял, насколько слепоглухонемо я жил. И не только я, но и большинство моих предков. Это я уже дискретизирую вечный дух по его воплощениям. Была среди нас пара-тройка ведьм и по отцовской линии, и по материнской, которые чуяли дух свой и умели слышать его. Сожгли ведуний, кого на костре, кого в хате. Хорошо, деток успели оставить, которых добрые люди спасли, а то бы утерялось в роду нашем умение. Оно же, как все у людей, что достойно вечности, в генетической программе прописывается. Свет вам, мои прапра и прапрапра! Спасибо, что чую вас в себе!.. Не вами ли мое научное направление определилось?.. И за это благодарю. Чем отплатить осилю?

Вдруг почувствовал, что любой из ведьм сейчас стать могу! Эх… Нет, боязно… Не страшно, а именно боязно ввалиться, куда недостоин. Хоть я — это и они, но не совсем: индивидуальность духа сохраняется и единство присутствует. Это как ноты в симфонии — каждая по-своему звучит, но все вместе — совсем другое. А убери одну нотку — фальшь полезет. Хотя с нотами — упрощение. Их всего семь, а нас, единственных и неповторимых, — лукошко, бочонок да плошка. Планетарных масштабов лукошко…

И вдруг запахло жареным. И дымом древесным. Я скосил глаза вниз, откуда несло… Ну, ведьма! Ну, черт тебя… меня… дери… Да, с чувством юмора у нее все в порядке — решила поделиться впечатлениями с трепетным юношей. Хотя я был уже не юноша, а вполне даже женщина, впечатлений на обоих хватало. Мое актуальное Я никуда не делось и вместе с ведьминским пыталось поджать привязанные к столбу ноги бедной многострадальной плоти, облизываемой голодными языками костра. Вскоре поджимать уже не было смысла — жарило со всех сторон. Сказать, что было больно — ничего не сказать. И невыносимо — не подходит, ибо сквозь внутренний рык и вой выносилось и даже хватало духовных сил не порадовать палачей воплями боли. Мы твердо решили, что не дождутся. Наверное, это было то самое страшное, что ожидается на грани жизни и смерти, и только ведьмам достается сполна. Большинство отключается, как лампочка выключателем. Ну, почему я не лампочка?!

А толпа сначала свистела и улюлюкала в ожидании развлечения, но, не услышав ни жалобы, ни протеста, замолчала и мрачно нюхала тяжелый запах обугливающегося мяса. А я пытался заглянуть каждому в глаза, надеясь добраться до духа, души, душонки — сущности, способной слышать неслышимое. Опускали взор долу, грязные обувки рассматривали, но не шли на контакт.

Зато нам удалось, наконец, общими усилиями единого духа отключить чувствительность плоти. Или эта чувствительность достигла своего предела и в буквальном смысле перегорела? И мы смотрели в глаза человеческие, пока свои собственные не испеклись. И стоял в глазах человеческих страх. Им уже совсем невесело было. Одно угрюмое желание на всех — пойти в кабак и напиться вусмерть.

Теперь эта ведьма стала для меня самой родной. Остальные тоже возжаждали породниться, но я уверил их, что и без того души в них не чаю.

Вообще, это духовное бытие можно с большущим упрощением уподобить многопрограммной работе компьютера: ты себе в Ворде текст набираешь, а комп трудолюбивый в это же время из Интернета что-то качает или решает какую-нибудь задачку. Упрощенно, потому что в компе «как бы одновременно», а в духе — одновременно на самом деле. Ведь я и себя живого наблюдал рядом с Леношей, и рассказывал ей, что со мной происходит, хотя она и сама видела, но я же еще и интерпретировал.

Теперь я понял технологию блокировки входа в наше помещение: это был фильтр для духовного в любом его проявлении — психика, инстинкты, рефлексы — все это не пускало своих носителей через наш порог, потому что мы выставили свою защиту. Сначала — Леноша, теперь — я, осознав, что к чему и почем. Для нас, духов, это — пара пустяков. А столик с пищей — добро пожаловать… К сожалению, и пуля — тоже, если вовремя не поставить блок на пуляние. Но для пуль, игл и прочих гадостей работает другая защита — микро или даже наносдвиг защищаемого объекта-субъекта по времени. Нельзя уколоть или застрелить то, чего в настоящем еще или уже нет. Образ зрительный есть, а самого трансформатора или Леноши — нет. Сдвигаясь во времени, он передвигается и в пространстве.

Световая Леноша, тем временем, если здесь уместно говорить о времени, терпеливо дожидалась, пока я окончательно сориентируюсь в новом для меня пространстве-времени, где одно превращалось в другое и обратно.

Этими «играми» я и занялся по ее совету, как занималась она, когда информация об эксперименте исчезла с монитора. Она была права — рассказать об этом невозможно. Видимо, и понять невозможно, а нужно только пережить и прочувствовать, принять в себя и с этим жить. Хотя здесь почти нет грани между «понять» и «почувствовать».

Я при этом наблюдал за белым шумом на экране и радовался, что, несмотря на коллапс то во времени, то в пространстве, контролирую ситуацию в экспериментальном отсеке. А на самом деле — и во всем мире. Не определяю, а контролирую. И, по крайней мере, самозащиту могу обеспечить, как это сделала Леноша при поползновениях сверху.