Простая правда - [65]

Он начал снимать пальто, чтобы накинуть на нее, но она отстранилась. С минуту они молчали. Адам смотрел поверх головы Кэти на неясный серебристый край силосной башни, вырисовывающийся на безоблачном небе.

– Я мог бы уйти, – мягко произнес он. – Я мог бы уйти, и мы могли бы притвориться, что я никогда сюда не приезжал.

В ответ Кэти взяла его руку. Приподняв ее, она разглядывала длинные тонкие пальцы, гладила мягкую ладонь. Эта рука никогда не держала вожжи и не таскала фураж. Она поднесла его руку к губам и поцеловала:

– Нет. Я так долго тебя ждала.

Она не вкладывала в эти слова того пафоса, с каким их произнесла бы американка, да еще надула бы губки и топнула ножкой. Слова Кэти были точными, сдержанными, искренними. Адам сжал ее руку, позволив отвести себя в мир, в котором она выросла.

Сара смотрела, как дочь режет овощи для ужина, а потом принялась накрывать на стол. Сегодня и еще много вечеров Кэти не сможет сидеть за этим столом – это было частью соблюдения правил остракизма. В течение следующих шести недель Саре придется жить обособленно от дочери в одном и том же доме: делать вид, что Кэти больше не составляет значительную часть ее жизни, отказаться от совместных молитв, ограничить разговоры с ней. Это было все равно что потерять ребенка. Снова.

Сара нахмурилась, глядя на свою столовую – один длинный стол с двумя скамьями с каждой стороны. Поскольку она не могла больше иметь детей, потребности в большом столе не было. Она перевела взгляд на спину Кэти, мучительно напряженную, словно дочь старалась, чтобы мать не заметила ее страданий.

Сара пошла в гостиную и убрала газовую лампу с карточного стола, который иногда ставили для игры в «джин рамми», если приезжали ее кузины. Она перетащила столик за ножки на кухню и поставила столы так, чтобы между ними осталось не больше дюйма. Потом достала из ящика комода длинную белую скатерть и расстелила ее на двух столах. И если не присматриваться, можно было подумать, что это один большой прямоугольник.

– Вот так, – сказала Сара, разглаживая скатерть и передвигая столовый прибор Кэти с обычного места на карточный столик; поколебавшись, Сара передвинула собственный прибор к краю большого стола, поближе к Кэти. – Вот так, – повторила она, продолжая трудиться рядом с дочерью.

Одной из обязанностей Элли было приносить Наггету зерно и воду. Эта лошадь с массивным крупом поначалу пугала ее, но постепенно они привыкли друг к другу.

– Привет, лошадка, – сказала Элли, протискиваясь в стойло с ведром душистого зерна; Наггет заржал и забил копытом, ожидая, когда Элли отойдет, чтобы он мог приняться за дело. – Я тебя понимаю, – пробормотала она, глядя на тяжелую голову, склонившуюся к душистому медовому овсу. – Твоя еда, пожалуй, лучшее, что здесь есть.

Она уже знала, как хорошо амиши заботятся о своих ездовых лошадях, ведь если лошадь выходит из строя, ее нельзя отправить на станцию техобслуживания. Даже Аарон, чей спокойный стоицизм иногда заставал Элли врасплох, был с Наггетом ласковым и терпеливым. Очевидно, он слыл знатоком лошадей, поэтому время от времени соседи просили его поехать с ними на лошадиный аукцион, проводимый в понедельник днем.

Элли осторожно протянула руку – она все еще немного опасалась, что эти большие квадратные желтые зубы сомкнутся на ее руке и не отпустят, – и погладила лошадь по боку. Он пах пылью и травой – чистый мучной запах. Наггет стал прядать ушами и фыркать, а потом попытался засунуть морду ей под мышку. Удивившись, Элли рассмеялась и потрепала его по голове как домашнюю собаку.

– Прекрати, – сказала она, не переставая улыбаться, пока снимала с крюка на стене пустое ведро для воды и относила его во двор к шлангу.

Она как раз завернула за угол коровника, когда кто-то выскользнул оттуда и схватил ее, зажав ей рот ладонью. Ведро упало и подпрыгнуло. Поборов краткий приступ паники, Элли вонзилась зубами в пальцы, закрывавшие ей рот, и в следующий миг двинула нападавшего локтем по животу, не переставая благодарить Бога за то, что два года назад на Рождество Стивен преподал ей уроки самообороны.

Элли резко развернулась, выставив руки для защиты, и сердито взглянула на мужчину, согнувшегося пополам от боли. В нем было что-то смутно знакомое – шапка блестящих волос и гибкое стройное тело. Элли раздражало, что она никак не может догадаться.

– Кто ты такой, мать твою?!

Потирая рукой грудь, мужчина поднял глаза:

– Джейкоб Фишер.

– Ну, не надо было на меня набрасываться, – говорила Элли несколько минут спустя, стоя напротив брата Кэти на сеновале коровника. – Так можно и с жизнью распрощаться.

– Я тут давно не был и не знал, что по амишским фермам разгуливают «черные пояса». – Улыбка Джейкоба померкла. – Мертвые младенцы тоже редко встречаются.

Элли села на кипу сена, вглядываясь в его лицо:

– Я пыталась до вас дозвониться.

– Меня не было в городе.

– Я так и подумала. Полагаю, вы в курсе, что против вашей сестры выдвинуты обвинения? – (Джейкоб кивнул.) – С вами беседовала следователь со стороны обвинения?

– Вчера.

– Что вы ей сказали?

Джейкоб пожал плечами. Видя, что он не хочет говорить, Элли обхватила руками колени.