Простая правда - [18]

Поднялась Леда, откашлялась:

– Его здесь нет, Ваша честь. – Она сильно потянула сестру за руку, чтобы та тоже встала. – Это мать Кэти.

– Хорошо, миссис Фишер. Вы готовы взять на себя полную правовую ответственность за вашу дочь?

Сара опустила глаза в пол и очень тихо произнесла слово, с трудом услышанное судьей:

– Нет.

– Прошу прощения? – заморгал судья Горман.

– Не могу. – Сара подняла заплаканное лицо.

– Я могу, Ваша честь, – сказала Леда.

– Вы живете с их семьей?

Она помолчала:

– Я могу к ним переехать.

Сара вновь покачала головой и порывисто прошептала:

– Аарон тебе не позволит!

Судья в нетерпении застучал пальцами по столу:

– Найдется ли здесь родственник мисс Фишер, желающий взять на себя ответственность по круглосуточному наблюдению за ней и не имеющий проблем с Церковью или ее отцом?

– Я это сделаю.

Судья Горман повернулся к Элли, которая, произнеся эти слова, похоже, была удивлена не менее, чем он, когда их услышал.

– Это, безусловно, самоотверженно с вашей стороны, советник, но мы ищем члена семьи.

– Знаю, – с трудом сглотнув, сказала Элли. – Я ее кузина.

Глава 4 Элли

Когда поднялся Джордж Каллахэн и прорычал свой протест, мне пришлось подавить в себе желание поддержать внесенное им предложение. Господи, о чем только я думала? Я приехала в Ист-Парадайс вся измученная, меньше всего мне хотелось браться за дело этой девушки. И вот теперь я вызвалась стать надзирателем при Кэти Фишер. С недоумением слушала я, как судья возражает прокурору и устанавливает залог в двадцать тысяч долларов с ограничениями, тем самым приговаривая меня к тюрьме, которую я сама себе придумала.

Неожиданно передо мной оказались Фрэнк и Леда. Леда улыбалась сквозь слезы, а Фрэнк пристально смотрел на меня своими серьезными темными глазами.

– Элли, ты уверена, что хочешь этим заниматься? – спросил он.

– Конечно хочет, – ответила за меня Леда. – Ведь она спасает для нас Кэти.

Я мельком взглянула на девушку, по-прежнему сидевшую, съежившись, на стуле. Со времени нашей краткой интерлюдии в кладовке Кэти не произнесла ни слова. Она вскинула на меня глаза, и я заметила в них вспышку обиды. Я моментально внутренне ощетинилась. Неужели она думает, что я делаю это ради собственного удовольствия?

Я прищурилась, приготовившись высказаться напрямик, но меня остановило легкое прикосновение к плечу. Моего внимания ждала женщина в амишском одеянии – постаревшая, выцветшая копия Кэти.

– Моя дочь благодарит вас, – с запинкой сказала она. – Я тоже благодарю вас. Но мой муж не хочет, чтобы у нас жили Englischer.

Леда тут же набросилась на нее:

– Если уж епископ Эфрам сказал, что можно посоветоваться с английским адвокатом, то он наверняка одобрит выполнение тем же адвокатом условий внесения залога. И если вся община готова поступиться правилами ради благополучия Кэти, неужели ты, Сара, хоть раз не можешь поддержать людей, а не своего упрямого мужа?

За всю жизнь я ни разу не слышала, чтобы Леда повысила голос. И тем не менее в тот момент она практически кричала на сестру, которая съежилась под ее словами.

– Пойдем, Элли. – Леда взяла меня под руку. – Тебе нужно укладывать вещи. – И пошла к выходу из здания суда, на секунду остановившись и бросив взгляд через плечо на Сару и ее дочь. – Вы слышали судью? Кэти должна быть все время рядом с Элли. Пойдем.

Я позволила Леде вытащить меня из окружного суда, чувствуя на спине жгучий взгляд Кэти Фишер.

Дорога на ферму Фишеров шла вдоль ручья, который затем выходил в тыл участка, ограничивая с задней стороны их сотню акров. Этот мир был калейдоскопом цвета – ярко-зеленая с желтоватым отливом кукуруза, красные силосные башни и надо всем этим широкое голубое небо. Но больше всего меня поражал запах – смесь ароматов, узнаваемых, как и любой городской запах: лошадиный пот, цветущая жимолость, резкий дух вспаханной земли. Когда я, закрыв глаза, начинала глубоко дышать, происходило чудо – мне снова было одиннадцать, и я приехала сюда на лето.

Мы высадили Фрэнка и забрали мои чемоданы, а час спустя Леда повернула на длинную подъездную дорожку, ведущую к усадьбе Фишеров. Глядя в окно, я увидела двоих мужчин, едущих по полю на упряжке из волов. Животные тащили за собой огромную допотопного вида машину – одному Богу известно, что это было. Она, похоже, подбрасывала вверх кипы сена, разложенные на земле. Услышав скрип колес по гравию, рослый мужчина вскинул глаза, натянул вожжи и снял шляпу, чтобы вытереть пот со лба. Прикрыв глаза от солнца, он посмотрел в сторону автомобиля Леды и передал вожжи мужчине пониже ростом, сидевшему рядом с ним, а затем сорвался с места и припустил к фермерскому дому.

Он подоспел туда через десять секунд после того, как машина остановилась. Мы с Ледой вышли первыми, затем Кэти и Сара, сидевшие на заднем сиденье. Мужчина, широкий в плечах, со светлыми волосами, заговорил на не понятном мне языке. И я подумала, что английский, на котором Кэти так осторожно говорила перед судьей, не был ее родным языком, как и не был он родным для людей, у которых я намеревалась жить. Сара ответила мужчине на том же невразумительном языке.

Мои высокие каблуки вязли в гравии. Я стащила с себя жакет, в котором мне было жарко, и внимательно всмотрелась в мужчину, подошедшего поздороваться с нами.