Простая формальность - [20]

Сарказм не действует. Дети все равно его не понимают.

Синтия прошла через прихожую в кухню, где тошнотворно пахло шоколадом после Сариной стряпни.

— Бет, пойди оденься. Сара, накрывай на стол. Разогреем на ужин сосиски с бобами, черный хлеб у нас кончился.

Синтия понимала, что ей нечем бороться с такими обидными для нее мелочами, как незамеченная записка (скорее всего ее заметили, но не обратили внимания). Чего можно добиться с помощью сарказма, укоров и надоедливых замечаний? Если бы девочки бросили школу, забеременели или открыто взбунтовались, Синтия, может быть, сумела бы показать, кто в доме главный. Но пока она довольствовалась ролью не слишком придирчивого комментатора.

Девочки поплелись за матерью на кухню. Там, где Сара пыталась вытереть брызги шоколада, на плите остались коричневые полосы. У Сары всегда был рассеянный, отсутствующий вид, и Синтию огорчала ее полная неспособность сосредоточиться. Неужели то, что Сара была первым ребенком, что именно она первой обнаружила мертвецки пьяного отца на полу в столовой, первой увидела Синтию в ярости, как-то повлияло на ее мозговые функции? Догадывается ли Сара, какой у матери комплекс вины перед ней? Вряд ли. В свои семнадцать Сара вся была в мечтаниях и фантазиях, она не представляла себе, что существует такое мрачное понятие, как чувство вины.

Бет вытащила из-под стола табуретку и уселась на нее верхом.

— Послушай, мам, мы хотим знать, и папа тоже: ты хочешь, чтобы мы поменяли фамилию, когда ты выйдешь за Клэя?

— Почему? Вам разонравилась фамилия отца? — Теперь уже Синтия перешла в атаку.

Сразу после развода она взяла свою девичью фамилию — как она говорила, вовсе не потому, что ей противна фамилия Роджак, а потому, что противен ее бывший муж. Никто, и в первую очередь девочки, ей, конечно же, не поверил. И хотя она предложила дочерям тоже взять фамилию Мур, они с негодованием отказались.

Синтия не раскаивалась, что вернулась к девичьей фамилии, но знала, что девочки жалеют, что тогда отказались. Прошло время, они стали больше задумываться о своем положении в обществе, а перспектива поехать учиться в такую престижную школу, как Хоуп-Холл, тоже на них повлияла: они поняли, как важно иметь хорошую фамилию.

— Впрочем, мысль неплохая, — продолжала она, понимая, что если дразнить девочек дальше, последует ответный выпад, а этого ей не хотелось. — Мне кажется, Клэй тоже будет доволен, если вы захотите взять его фамилию. А что говорит ваш отец?

— Он сказал «валяйте», но пригрозил перестать платить алименты, если мы поменяем фамилию.

Синтия вздрогнула. Те триста долларов, что присылал Джон, держали их выше уровня бедности целых пять лет. Отказаться от алиментов немыслимо. Нелепо требовать от Клэя, чтобы он целиком взял на себя их содержание.

— Что ж, значит, вам придется жить с фамилией Роджак, надо было раньше думать и менять ее вместе со мной.

— Но зачем нам теперь папины деньги? Ведь он бедный, а Клэй богатый, — сказала Сара, гремя посудой и роняя нож.

— Эти деньги нужны вам, потому что он ваш отец.

— Но он бедный. Ты ведь знаешь, ему трудно тебе платить.

Сара отличалась идеализмом и вечно была во власти туманных идей, немало раздражавших Синтию. Сегодня она жалела бедного папу, завтра могла пожалеть бедных курочек, которых они ели, или бедного мусорщика, которому забыли дать на чай под Рождество, а в последнее время все чаще жалела себя.

— Ваш отец платит не мне. Он дает деньги вам. Или вы думаете, что я трачу их на собственные нужды?

— Мы все понимаем, мам, но раз у нас будет достаточно денег, зачем нам еще папины?

Синтии пришлось повысить голос, чтобы перекричать гудение электрического консервного ножа:

— Вилку кладут слева от тарелки, Сара, сколько раз говорить? Бет, почему ты еще не одета? Потому что каким бы ни был ваш отец — хоть алкоголик, хоть безработный — он вам отец, и я не позволю ему увильнуть от своих обязанностей только потому, что мне удалось урвать немного счастья. — Зазвонил телефон, и она почти выкрикнула последние слова.

Сара сняла трубку:

— Квартира Мур и Роджак. Кто говорит? — Она хихикнула.

— Если это кто-то из подруг, ты сейчас не можешь говорить, мы обедаем, — строго сказала Синтия.

— Это Клэй. Сказать, что ты занята? — спросила Сара, прикрыв ладонью трубку. При этом у нее было такое издевательское, нахальное выражение лица, что Синтии захотелось влепить ей пощечину.

Но она взяла трубку и торопливо заговорила:

— Клэй? Можно я перезвоню? Я готовлю… Нет, подожди. Я поднимусь наверх. — Она положила трубку на столик. — Сара, поставь бобы на маленький огонь и вскипяти воды для сосисок. Бет, в последний раз говорю — оденься. И повесьте трубку, когда я начну разговаривать.

Синтия побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки, закрыла дверь спальни и взяла трубку. Клэй разговаривал с Сарой.

— Очень рад это слышать. Мне и в голову не приходило, что вы захотите взять мою фамилию. — Его голос звучал как-то отчужденно. И Синтии показалось, что он вовсе не рад, а подозревает, что попал в ловушку.

— Сара, отойди от телефона, — скомандовала Синтия.

— Уж и поговорить нельзя? — Сара повесила трубку, пробормотав то ли «черт», то ли «что».