Проснитесь, сэр! - [105]

Шрифт
Интервал

– Как мое второе имя? – спросил Тинкл.

– Спенсер. Алан Спенсер Тинкл, сорок восьмой президент Соединенных Штатов Америки, страны, которую мы с удовольствием губим.

– Ты решительно пьян, – констатировал Тинкл, – но, по-моему, не отключился.

– Принимаю за комплимент. Ну, пока. Увидимся в будущей жизни или завтра – что раньше настанет.

Мы расстались без рукопожатия в связи с гипергидрозом Тинкла.

Я спустился по лестнице на второй этаж, чувствуя себя несмотря на то, что сказал Тинклу, слезливо-сентиментальным и склонным к самоубийству. Я много чего делал в своей жизни, но никогда еще не вламывался в чужой дом, чтобы украсть скульптурное изображение человеческой головы.

К себе не стал заходить. Если Дживс не спит, не сумею утаить от него тайну такого масштаба, а мне страшно не хочется видеть на его лице разочарование при известии, что я иду на преступление.

Поэтому из комнаты Тинкла я направился к комнате Авы. В коридоре никого не было. Я легонько стукнул в дверь. Она меня впустила.

– Отправляюсь убить их во сне, – сказал я.

– В стельку пьяный, – сказала она.

– Пару часов назад тоже был в стельку пьяный, – сказал я.

– Тогда ты этого не показывал, – сказала она.

– Извини. Позабыл показать, – сказал я.

– Сегодня лучше не ходи, – сказала она.

– Если сегодня не сделать, кураж пропадет, – сказал я.

– Ты все на хрен испортишь, – сказала она.

– И без того сплошная хреновина, – сказал я.

– Ну и хрен с тобой.

– Я надеялся на другое напутственное слово, – сказал я. – Пьяный я это сделаю лучше, чем трезвый. Трезвый я превращаюсь в цыпленка. Хорошо это знаю.

– Ладно, только верни мне скульптуру, – сказала она.

– Нельзя ли получить поцелуй на счастье? – сказал я.

Лицо ее вроде смягчилось. Пришел конец нашему диалогу: «я сказал», «она сказала». Мы оба заткнулись. Она ласково поцеловала меня. Я прижал ее к себе. Приятно было держать ее в объятиях.

Я вышел из особняка, направился к «капрису». Вытащил из бардачка фонарик, думая, что хороший вор обязательно пользуется фонариком.

Пошел по тихой темной территории. Дивный звездный и лунный свет просачивался сквозь крышу, образованную колоннадой деревьев; небо прояснилось. Я шел через обширную колонию, как сквозь подстриженный и прореженный лес; света вполне хватало. Включил фонарик только на участке доктора Хиббена. Боялся, как бы луч света не привлек внимание, если кто-то вдруг глянет в окно из какой-нибудь пограничной постройки, где жили несколько колонистов.

Сердце колотилось, но я крался дальше. Задержался у бассейна, сел в индийской позе у игристой черной воды. Окунул руку, смочил лоб холодной водой. Я чувствовал покорность судьбе, но решил помолиться и мысленно сказал: «Боже, помоги мне, пожалуйста. Пожалуйста, помоги не попасть в беду».

Так и сидел какое-то время. Смотря кино, я убедился, что профессиональные преступники очень дисциплинированны, действуют строго по расписанию, поэтому одержимо старался быть пунктуальным, а на моих часах, на долю секунды освещенных фонариком, еще не было двух. Конечно, придерживаться расписания жизненно важно при ограблении банка или музея, но это не имеет такого значения для проникновения в дом через незапертую дверь, просто романтизация действий помогала мне их совершать. Теперь я пожалел о сбритых усах. Они придавали мне храбрость, подталкивали к бесшабашности. Впрочем, при желании продолжить новую воровскую карьеру их всегда можно опять отрастить. Вот чем хороши усы. Если их опрометчиво сбреешь, легко завести другие точно такие же.

Итак, в 1:57 я скрытно направился к дому доктора Хиббена. От бассейна к нему средь деревьев вела короткая тропинка. Перед домом тянулась широкая лента газона, позади дома стоял густой лес.

Над парадным горел свет. Собственно, я не слишком внимательно разглядел дом Хиббена вечером в пятницу, пребывая в затмении, а теперь видел, что это красивая вместительная двухэтажная современная постройка.

Не от выпивки, а от нервного напряжения меня чуть не стошнило, пока я тихо подходил к парадному. Чтоб просто устоять, пришлось подгонять себя и уговаривать. Первая створка с планками жалюзи открылась со скрипом, который разбудил бы любого живого и мертвого. Я обождал. Никакой реакции на скрип. Нажал на ручку цельной внутренней створки. Закрыто! Ава ошиблась. Проклятые Хиббены запирают дверь на ключ. Я медленно закрыл жалюзи, отошел от дома и скрылся в тени.

Уходить? Вернуться к Аве, признаться в провале?

Я целиком направил свой мощный интеллект на осмысление ситуации. И остался ни с чем.

Но тут заметил открытое окно как раз там, где должна быть гостиная, согласно моим смутным воспоминаниям о вечере пятницы. Достаточно большое окно, чтоб пролезть. Я подошел, остановился в кустах под ним. Жалюзи были спущены, но не заблокированы. Я положил фонарик в карман, сумел просунуть снизу пальцы, поднять конструкцию на роликах, после чего она щелчком встала на место. Я сунул в окно голову, видя прямо под ним столик, на котором стояла ваза с цветами, лампа и пепельница. Столик узенький, через него удастся перешагнуть, когда я переброшу ногу через подоконник, находившийся приблизительно в четырех с половиной футах от земли.


Еще от автора Джонатан Эймс
Дополнительный человек

В романе царит сумасшедший ритм Нью-Йорка – фантастического мегаполиса, который смущает, искушает, возносит на небеса наслаждений и свергает на дно невротического ада. Здесь живут два чудака: молодой англоман Луис, мечтающий стать «совершенным джентльменом», и старый светский лев Генри. Они взирают на мир сквозь призму собственной эксцентричности, сдабривая искрометными каламбурами драматизм существования, и развлекаются каждый на свой лад: Генри – в аристократической тусовке среди богатых подруг-леди, а Луис – среди транссексуалов и завсегдатаев пип-шоу.


Рекомендуем почитать
Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Чрезвычайно трогательный роман о русских псовых борзых, которые волею судеб появились в доме автора и без которых писательница не может представить теперь свою жизнь. Борзые — удивительные собаки, мужество и самоотверженность которых переплетаются с человеколюбием, тактичностью, скромностью. Настоящие боги охоты, в общении с человеком они полностью преображаются, являя собой редкое сочетание ума, грации и красоты.


Смуглая дама из Белоруссии

В повестях и рассказах Джерома Чарина перед нами предстает Америка времен Второй мировой войны, точнее, жизнь родного для автора района Нью-Йорка — Бронкса. Идет война, приходят похоронки, возвращаются с фронта придавленные тяжким опытом парни, но жизнь бурлит. Черный рынок, картежники, гангстеры, предвыборные махинации — все смешалось в Бронксе времен войны. И на этом фоне в мемуарной повести «Смуглая дама из Белоруссии» разворачиваются приключения автора, тогда еще Малыша Чарина, и его неотразимой мамы, перед которой не мог устоять ни один мужчина…


Короткое замыкание

Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.


Точечный заряд

Участник конкурса Лд-2018.


Зерна гранита

Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Современная кубинская повесть

В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.