Проснись в Фамагусте - [39]

На золотых чеканных блюдах были разложены всевозможные липкие с виду сласти, припудренные солью фисташки и освежающие язык семена. Сквозь спущенные зачем-то с потолка муслиновые драпировки просвечивали какие-то узкогорлые кувшины, инкрустированные самоцветами сабли, кремнёвые пистолеты и жёлтые от времени, окованные серебром слоновые бивни. Над многочисленными курильницами сонно вился удушающе ароматный дымок. До рези в глазах пахло мускусом, сандалом и розовым маслом.

Из всех пришельцев Аббас оказался наиболее последовательным. Создав некое подобие мусульманского рая, он стойко придерживался достигнутого образца. Подёрнутые маслянистой негой зрачки пакистанца были устремлены в пустоту. Макдональд осторожно прикрыл дверь.

Смита он застал, как обычно, на пустыре мусолящим серебряный мундштук корнет-а-пистона. «…под крестом в Фамагусте», — разливалось окрест заунывное эхо.

Загаженного обрыва и проволочных спиралей не было и в помине. За ржавыми прутьями забора расстилалась, сливаясь с пыльным горизонтом, щебнистая пустыня. Сквозь лёгкую дымку лиловым бархатом проступали далёкие вершины. Очевидно, американец сам уничтожил больное видение памяти.

— Что здесь произошло? — спросил Макдональд, машинально счищая с прутьев ржавый налёт.

— Как вам сказать? — Смит поморщился, поправляя очки. — Я нашёл пластиковую взрывчатку и капсюль-детонатор…

— Нашли? — со значением переспросил Макдональд.

— Словом, обнаружил за завтраком у себя на столе, — уточнил Смит.

— И решили проделать проход в заграждении?

— Пожалуй…

— А так, — австралиец сделал ударение, — разве так оно не поддавалось?

— Не знаю, не пробовал.

— Почему?

— Не пробовал, и все, — досадливо дёрнул щекой Смит. — Пластикат натолкнул меня на идею. Я вставил в детонатор огнепроводный шнур…

— Вы ничего не говорили про шнур.

— В самом деле? Однако он тоже у меня оказался… — в некоторой растерянности заморгал Смит.

— Допустим, ладно, — буркнул Макдональд, с трудом отводя взгляд от чуть косящих, едва тронутых синькой глаз.

— Я сделал все, как надо, и даже обжал капсюль плоскогубцами…

— Откуда плоскогубцы, черт подери?

— Не знаю, — и вновь трепет рыжих ресниц выдал растерянность. По всей видимости, Смит ещё не очнулся вполне и не отдаёт себе отчёта в том, откуда и почему возникают предметы.

— Продолжайте, — махнул рукой Макдональд.

— Одним словом, я действовал по правилам, но взрыва почему-то не последовало, хотя шнур задымил… Когда огонь добрался, по моим соображениям, до детонатора, проволока исчезла, испарилась, словно её не было.

— Её и не было здесь… до вас.

— Да, я понимаю… Вместе с ней растаяла и пропасть, залитая туманом.

— Короче говоря, произошло то, чего вы желали?! — выкрикнул Макдональд, убеждая больше, нежели спрашивая.

— Вероятно, — не слишком уверенно ответил американец. — Я не помню… Теперь.

— А бронза у вас в комнате? Вы её сами упаковали?

— Кажется…

— Своими руками сколотили ящики? Обили их жестяной полосой? У вас есть молоток? Гвозди?

— По-моему, есть, — напряжённо вспоминая, кивнул Смит. — Были в одном из вьюков…

— Черта с два были! — раздражённо передразнил Макдональд. — Что я, не знаю наш груз?.. Ящики, кстати сказать, сколочены без единого гвоздика. Я проверил.

— То есть как это?

— А я знаю?.. Может быть, склеены чем-то…

— В этом нужно хорошенько разобраться, Чарли, — озабоченно потряс головой Смит, словно сбрасывая сонную одурь. — Я очень хочу сохранить свою бронзу.

— И я тоже, — непроизвольно признался Макдональд.

— Как, и у вас появилась бронза?

— Нечто в этом роде, — австралиец неопределённо покрутил в воздухе пальцем. — И я, право, не менее вас озабочен сохранностью, а вернее, стабильностью… груза.

— Эти вещи реальны, Чарли, — понимающе кивнул Смит. — Во всяком случае, они построены из атомов, как мы сами, как окружающая нас природа… У меня есть портативный спектрометр, я проверял.

— Звучит обнадёживающе, ежели вам не приснилось все это: статуэтки, проверка, спектрометр.

— А ваша жизнь не приснилась вам, Чарли? Что, если мы снимся сами себе?

— Ну, такое вообще не поддаётся проверке. Поэтому бог с ней, с философией. Я, знаете ли, до самого последнего момента был убеждённым материалистом, хотя и посещаю, ради приличия, приход… Изредка, надо сказать, и весьма…

— Я тоже, коллега, но раньше у меня не было ни малейшей надежды на, так сказать, иное существование.

— А теперь? — с неожиданным волнением тихо спросил Макдональд.

— Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется… Ах, я не знаю, что мне кажется, Чарли, но я безумно дорожу возникшим предчувствием… Тенью…

— Каким предчувствием?

— Не хочется говорить. Не обижайтесь.

— Боитесь спугнуть?

— Может быть.

— Внезапно проснуться посреди привычного убожества?

— Не убожества — ада.

— Пустая игра словами?

— Нет, Чарли, моё кредо. Зная, что впереди у нас только небытие, легче переносить страдания, согласитесь.

— Мы живём в аду, искупая чужие грехи, но, по счастью, наш приговор не бессрочен?

— Можно сформулировать и так.

— Банально.

— Жизнь человека вообще довольно банальна и порядком бессмысленна, вам не кажется? С бессмыслицей, кстати, так же трудно примириться, как и с собственным уничтожением. Невольно спрашиваешь себя: зачем?