Прошу к нашему шалашу - [47]

- Смотри ты какой заботливый!

- У них, у рябчиков, так. В прошлом году неподалеку от кордона я случайно спугнул самку с гнезда. Прошел мимо, будто не заметил. А после стал наблюдать за гнездом со стороны, в бинокль. Приходил каждый день. Вижу, рябчиха сидит возле кочки под корягой, замаскировалась, закидала себя травинками. А рябок возле нее околачивается. То где-нибудь на ветке сидит, свесит голову к своей подружке и будто спрашивает: "Ты еще не проголодалась? Сходи и покушай, разомнись, а я посижу за тебя".

- Неужели самец сидит на гнезде?

- Сидит... Ты слушай дальше. Самка встает над гнездом, скидывает с себя сено, расправит одно крыло, потрет им о вытянутую ножку, потом другое и наконец выбегает на лужайку, начинает что-то клевать. Самец тем временем - шмыг на ее место, сидит такой важный, поглядывает свысока, словно занял очень ответственный пост. А сам даже забыл замаскироваться. Сидит так час, два, таращит из-под красных бровей глаза-бруснички, как заправский отец. Потом прибегает самка. Он уступает ей тепленькое местечко и взлетает на дерево.

- А как отличить рябка от рябчихи?

- У рябчихи на голове хохолок, а у самца его нет.

- Ты и птенцов видел?

- А как же. Малюсенькие, желтоватые. Они, брат, недолго в гнезде нежатся. Чуть-чуть подрастут, оперятся, станут с воробья - и уже улетают. Вспугнешь их - они фырк на дерево и рассядутся. Станешь протягивать к ним руку - опять вспорхнут. А далеко не улетают.

- Вот бы все это сфотографировать, Владик!

- Погоди, еще сфотографируем.

Потом они пошли между каменной стеной и карликовым лесом, где даже рябинки, отягощенные цветами, казались горбатыми. Здесь было мрачно и сыро, не слышалось птичьего гомона. В прохладной тишине лишь журчал ручей, невидимый в камнях, покрытых мхом.

Внимание Олега привлекли бледно-зеленые растеньица, пробивавшиеся к свету из трещин в скале. Их листочки походили на лапки папоротника.

- Владик, смотри, смотри! - сказал он, взявшись за фотоаппарат. - Вот что значит весна! Даже камни цветут.

- Это солотка, каменное растение!

Владик подошел к скале и ножичком выковырнул из щели желтый мохнатый корешок, напоминающий гусеницу бабочки. Корешок он очистил, разрезал и подал половину товарищу:

- Разжуй.

- Ой, ой, какой сладкий! - воскликнул Олег. - Как сахарин приторный.

- Надо для школьного гербария взять несколько корешков, - сказал Владик.

И друзья наполнили солоткой свои карманы.

Мрачный коридор кончился. Перед ребятами вдруг словно распахнулись ворота в прекрасный солнечный мир. Впереди была взметнувшаяся вверх ослепительно белая каменная россыпь. По глыбам, обросшим упругим лишайником, Владик и Олег начали взбираться на вершину горы. Дело это оказалось нелегким. Приходилось прыгать с камня на камень, выручать друг друга, подавать руку, подсаживать, подставлять спину, чтобы по ней товарищ взобрался с нижнего камня на верхний. А камни были такие, что глянешь вниз - и голова кружится. Особенно доставалось Олегу, еще ни разу не бывавшему в горах. Он то и дело садился, чувствуя дрожь в ногах, закрывал глаза, чтобы не видеть под собою пропасти. А Владик подбадривал его:

- Уже недалеко, Олежек! Давай руку, прыгай за мной.

И Олег, набираясь мужества, следовал за товарищем. Цеплялся за выступы камней, лез, карабкался все выше и выше.

И вот они на вершине горы. Огромные зубчатые скалы громоздились вдоль хребта наподобие петушиного гребня.

Во все стороны, куда ни глянь, без конца, без краю раскинулось лесное море. Его темно-зеленые волны с белыми барашками на гребнях прибивали к Голой горе и с востока, и с запада. А сама гора в этом море казалась гигантским кораблем.

- А во-он Горнозаводск! - сказал Владик, показывая в синюю дымчатую даль на юго-запад.

- Наш город? Где, где?

- А вон, видишь, там, между гор, будто озеро. Это белеют дома поселка металлургов.

- И правда. Я вижу даже наш дом. Он четырехэтажный, а отсюда кажется со спичечную коробку... А от города пошел поезд.

- Ты видишь и поезд?

- Нет, только дым. Будто кто-то над лесом пустил стрелу, а она выкидывает белые петельки.

Засняв синие дали в окрестностях Голой горы, ребята отдохнули на камнях и стали спускаться в ельник, отвоевавший себе седловину горы.

Перед самым ельником, стоя на высокой скале, Олег схватил Владика за руку и замер.

- У тебя закружилась голова? - спросил тот, глянув вниз на ощетинившийся под ними ельник.

- Да нет! Ты слушай, - с волнением сказал Олег, показывая рукой на лесную чащобу. - Где-то черный дятел. Чуешь?

Владик прислушался. И верно. Из седловины горы, из глубины ельника, отчетливо доносились дребезжащие звуки. Было похоже, будто кто-то хлопает в ладоши. Хлопнет сначала громко, потом тише, тише и совсем перестанет. Затем снова начинает хлопать.

- Это черный дятел сухое дерево долбит, - сказал Олег. - Правда, Владик?

- Ага, наверно, дятел. Сильно рубит.

Спустившись со скалы, ребята, крадучись, стали пробираться в глубь ельника. Худой, высокий Олег шел на цыпочках, вытягивая шею и держа наготове "Смену". Владик, затаив дыхание, следовал за ним. Коренастый, тяжелый, он то и дело наступал на сучки, совсем незаметные во мху, и, расстроенный, останавливался. Олег поворачивался к нему, делал на лице болезненные гримасы и шептал: