Прошлые обиды - [86]

– Бесс, я о той субботе…

Она молчала. Он нажал на степлер четыре раза, но недостаточно сильно, чтобы выскочили скрепки.

– Я думал об этом все время. Мне, наверное, нужно было сразу позвонить тебе и извиниться.

Оба они долго молчали. Майкл тер пальцем степлер, словно стирая с него несуществующую пыль.

– Я думаю, ты была права, Бесс. Наверное, нам не стоило этого делать.

– Не стоило. Все только усложнилось.

– Нам, видимо, не следует больше видеться?

Никакого ответа.

– Мы только зря тешим Лизины надежды. Я хочу сказать, что нас это никуда не лриведет.

Его сердце так колотилось, что, казалось, разрез на кармане может лопнуть. Господи, так было, только когда они были молоды, говорили в колледже по телефону, всеми силами желая быть вместе, собирая всю волю, чтобы делать то, что надо, и всегда терпели поражение.

Когда он снова заговорил, то мог лишь прошептать:

– Бесс, ты тут?

Ее голос тоже был напряжен:

– Черт побери. Правда как раз в том, что так здорово мне не было ни с кем и никогда со времени нашей женитьбы. Я только и думаю об этом после субботы, о том, что потребовалось столько лет, чтобы это понять. Как легко и здорово с тобой. Ты чувствуешь то же самое?

– Да, – хрипло прошептал он, чувствуя, как напрягается все его мужское естество.

– А ведь это важно. Правда?

– Конечно.

– Важно, но недостаточно. Пусть подростки считают, что в этом все дело, но мы-то уже не подростки.

– Что ты хочешь сказать, Бесс?

– Хочу сказать, что боюсь. Хочу сказать, что только об этом и думаю. Я боюсь новой боли, Майкл.

– Я, ты думаешь, не боюсь?

– Думаю, что у мужчин это иначе.

– Брось, Бесс. Не верь, что мужчины и женщины чувствуют по-разному. Со мной происходит то же самое.

– Майкл, когда я пошла в ванную за щеткой, я наткнулась на целую коробку презервативов. Целую коробку!

– А, вот почему ты так стремительно от меня вылетела!

– А что бы ты на моем месте сделал? – ответила она сердито.

– А ты не заметила, сколько оттуда взято?

Бесс не ответила.

– Один. Вернись и пересчитай их. Один я положил в карман перед твоим приходом. Бесс, я не…

– О, какое слово.

– Хорошо, я не хожу по бабам. И ты это знаешь.

– Откуда? Ведь шесть, нет, семь лет назад это была одна из главных причин, которые разбили наш брак.

– Мне казалось, что мы покончили с этими разговорами и договорились, что жизнь наша свободна. И вот снова-здорово Мы встречаемся, занимаемся любовью, и ты придумываешь мне новое обвинение. Я не могу бороться с этим всю оставшуюся жизнь.

– Никто тебя и не просит.

Через какое-то время, подавив гнев, Майкл сказал:

– Ладно, все ясно. Скажи Рэнди, что я звонил. Скажешь? Я позвоню ему позже.

– Скажу.

Он повесил трубку, не попрощавшись.

– Черт! – Майкл несколько раз ударил кулаком по столу. – Черт, черт, черт!

Он стукнул еще три раза, расплющив наконец степлер, уставился на него, нахмурившись. Губы его были сжаты.

– Черт побери! – произнес он снова, уже спокойнее, прижав сложенные ладони к глазам.

Чего она от него хочет? Почему он чувствует себя виноватым, хотя она сама хотела того же? Он не сделал ничего плохого! Ничего! Он соблазнил свою бывшую жену с полного ее на то согласия, а теперь, видите ли, он виноват. Черт бы побрал этих женщин! А эту особенно.

Он поехал на следующий уик-энд в свой охотничий домик. Был искусан москитами. Сезон, к сожалению, еще не открылся. Был искусан еще и слепнями. Тоска смертная. Хоть бы с кем-то поехал. Еще на него напали клещи. Телефона там не было, а то бы он позвонил Бесс и сказал ей, что он думает по поводу ее обвинений.

Майкл вернулся в город все еще на взводе, поднял трубку телефона и тут же бросил ее.

Во вторник вечером у него была еще одна встреча с «Обеспокоенными гражданами», по тому же вопросу. Он ушел с нее еще более злым, потому что они потребовали, чтобы он посадил вдоль Гранд-авеню двадцать четыре взрослых дерева, по тысяче долларов каждое (включая железобетонные работы). Это не имело никакого отношения к зданию, которое он собирался построить, но ему поставили ультиматум: двадцать четыре тысячи долларов за деревья – и вопрос закрыт.

Майкл еще четыре раза пытался дозвониться Рэнди и поздравить его, но безуспешно, и это его раздражало.

Каждый раз, когда он проходил в галерее мимо постамента без скульптуры, он злился на Бесс, что она не завершила работу.

В конце концов, она была главной причиной его недовольства жизнью, и он понимал это.

Прошло две недели, а его настроение не улучшилось. Наконец однажды в конце июля, когда он пережарил свои эскалопы, а шум лодочных моторов был таким сильным, что ему пришлось закрыть дверь на балкон, по телевизору же передавали какую-то чепуху, просидев два часа за письменным столом и ничего не сделав, Майкл прошел в ванную, схватил коробку презервативов, бросился вниз к машине, доехал до ее дома, нажал кнопку звонка и остановился на ступеньках, ожидая, когда она откроет.

Через какое-то время в холле загорелся свет, и Бесс появилась в дверях, босиком, в коротком до бедер махровом халатике с поясом. Волосы ее были мокрыми. От нее так хорошо пахло, что ее запах можно было запечатать в бутылочку и дорого продавать. Это еще больше возбудило его.