Прошлогодний снег - [30]
Но мужчины расходятся неохотно, а денег все равно маловато.
— Васька, дай рубль до получки!
— Что ты, у самого нет.
— Да двадцатого отдам. У меня прогрессивка будет.
— Ну что я, жид, что ли? Говорю нет, значит, нет.
Я любил пивнушку на моей улице. То есть я любил смотреть, как пьет народ. Я и сам иногда вставал в очередь. Выпьешь кружечку, послушаешь, что кругом говорят, и ладно. Прикоснулся к жизни. А то уж больно узок круг, страшно далеки они от народа…
Этот пожилой дядька был давно мною примечен в очереди. Он все как-то неуверенно крутился, пропускал вперед стоявших позади, какой-то весь чистенький, заштопанный, но неуверенный какой-то. В общем, не из нашей очереди человек. Он встретился со мной глазами, что-то в нем дрогнуло, он сказал стоявшим позади:
— Простите, я на секунду отойду, я здесь стоял. Я сейчас…
Меня как-то покоробило от этого его «простите». Ну не принято так. Ты же не в ресторане. Ты у Катьки пиво берешь, какое уж тут «простите». Нет, не наш человек.
Он подошел ко мне и сказал:
— Вы, случайно, не коллекционер?
— Да, вроде, нет. А что у вас?
— Видите ли, у меня немного не хватает денег, может быть, вы купите?
Он разжал ладонь, и я увидел медаль «За боевые заслуги». Я немного ошалел.
— Ну ладно, — сказал я, — чего это вы? Сколько вам не хватает?
— Да, пожалуй, копеек пятьдесят.
Я дал ему полтинник, и он побежал к своей очереди.
Потом мы очутились рядом и медленно пили свое пиво, и он вдруг, просто так, стал мне рассказывать и рассказывать. И его речь, московский интеллигентский такой говорок засел в моей памяти. И я сейчас постараюсь вам его передать, постараюсь даже сохранить интонацию, только чуть-чуть от себя, чуть-чуть, ну самую малость…
Станция была маленькая, запущенная. Она чернела в белом снегу обугленной головешкой и только белые полоски, перекрещивающие окна, придавали ей нелепо нарядный вид. «Господи, неужели и здесь бомбят…», — ужаснулся Владимир Николаевич, прижимая к себе потертый, совсем не военный чемоданчик с подарками: кусок мыла, сало, американский толстый шоколад и теплые носки из верблюжей шерсти.
Поезд, на котором приехал Владимир Николаевич, уже ушел. Собственно, он и не останавливался вовсе — просто снизил скорость, проводница в ватнике и в очках в железной оправе строго сказала: «Кажись, твоя…»; Владимир Николаевич тяжело спрыгнул в мягкий скрипящий снег, поезд пронзительно, по-заячьи свистнул, прибавил скорость и уехал куда-то дальше за Урал, в Новосибирск, что ли…
Владимир Николаевич продирался сквозь толпу женщин с мешками и плачущими детьми. Они были какие-то черные, запущенные, как эта уральская станция, и пахли каким-то особым кислым вокзальным запахом.
— Товарищ солдат, предъявите документы!
Владимир Николаевич полез во внутренний карман за увольнительной. Он привык к этому окрику. На всех станциях патрули проверяли документы у военных, приезжающих с запада.
— По каким делам? — строго спросил усталый и небритый капитан.
— По личным, — сказал Владимир Николаевич, — жену вот еду навестить. И дочку. Они у меня сюда эвакуированы…
— Можете следовать, — сказал капитан. — Не забудьте отметиться в комендатуре. У вас осталось три дня.
— Слушаюсь, товарищ капитан.
На привокзальной площади находилось все городское руководство — на двухэтажном длинном доме были наляпаны вывески: райком, райисполком, милиция, почта, военкомат.
Владимир Николаевич подумал и пошел в военкомат.
— Чего тебе?
— Мне вот до деревни Малые Котлы…
— Это километров пятнадцать будет…
— Может, машина какая?..
— Эва, чего надумал, машина… Ты на почту сходи, они почту туда возят подводой. Попросись, может, довезет… А то — ноги в руки и шагом марш…
На почте тетка в тулупе грузила подводу.
— Уж, пожалуйста, гражданочка, очень вас прошу, — умоляюще говорил Владимир Николаевич. — Я ведь жену четыре года не видел. И дочке моей уже четыре годика. Понимаете?
— Я ж тебе объясняю, мил человек, не свезет нас двоих лошадь! Ты взгляни, в чем у ей душа-то? Кости да кожа. Вдвоем сядем — помрет лошадь. А она казенная. Мне из-за нее в трибунал итить.
— Гражданочка, дорогая, вы меня-то поймите, я шесть дней ехал. Ведь дело к ночи. Не могу же я так… Я вам мыло подарю. Новый кусок. Ей-Богу, новый…
Владимир Николаевич торопливо открыл свой чемоданчик, вынул кусок мыла и протянул его тетке в тулупе.
Тетка взяла мыло, взвесила его на ладони, огорченно посмотрела на лошадь.
— Ведь не свезет, стерва. Определенно по дороге упадет… Чемоданчик твой отвезу… А ты рядом шагай. Рядом — оно веселее.
— Ну вот и спасибо, ну вот и хорошо, — бормотал Владимир Николаевич, пристраивая чемоданчик на телегу.
— Гляди, не отставай, — сказала тетка и взмахнула кнутом, — но-о-о… Богом обиженная!..
Владимир Николаевич помахал руками, побил себя по бокам — холодно! — потер уши и зашагал следом за тощей коренастой лошадкой.
Сначала он пробовал петь про себя что-нибудь в такт ходьбе.
Он знал, что слуха у него никакого нет, поэтому он не пел громко, а приспособил мелодию к шагу лошади. Выходило хорошо. Потом он представил первомайскую демонстрацию.
Сборник анекдотов и сатирических рассказов из поздне-советского времени. Автор — один из писателей-сатириков, работавших в «Клубе 12 стульев» под псевдонимом «Евг. Сазонов».
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.