Прошлое с нами (Книга вторая) - [229]

Основное вооружение связиста — телефонный аппарат, карабин — вспомогательное. Подобно всякому военнослужащему подразделений обеспечения и снабжения связист становился бойцом и даже героем — есть, кажется, один или два примера — при случайном стечении обстоятельств. Пехотинец же неизменно обращен лицом к противнику и уже только по одной этой причине рядом с воинами тыловых служб обеспечения почитался во все времена героем.

Предназначение подразделений связи разных инстанций — обеспечить деятельность командиров и штабов, содержать в рабочем режиме основные звенья системы управления войсками.

Выражение «обеспечить» до некоторой степени отвлеченное и воспринимается в широких кругах гражданских и поенных людей весьма расплывчато. Наиболее распространенное уставное толкование означает «никаких рассуждений, делать, что приказано». В полевой обстановке, с участием действующих лиц это иногда выглядит так. Позади, за спиной тщедушного командира-пехотинца, тянет кабель гвардейской мерки начальник связи. Со стороны людям неловко, поменяться бы им знаками различия, а заодно и местами.

И снова возникает недоумение. Какая причина заставила воина, физически крепкого, избрать службу обеспечения, т. е. работу по указанию, вместо творческой деятельности? Несовершенство методов предварительной ориентации молодежи? Голос ущербной совести, толкающий иногда людей всякого возраста на легкие хлеба? Лишь бы мне легко, а остальные пусть, как знают, до этого мне дела нет. Но, предположим, причина установлена. Любознательность, увлечение почтовыми марками, голубями или азбукой Морзе нередко заводят молодых людей довольно далеко в деле выбора профессии.

И это называется призвание... Но с призванием тоже ведь случаются всякие казусы. Может быть тень, отбрасываемая фигурой командира, в зародыше заглушала склонности вполне самостоятельной натуры, сковала мысль и, смирившись, человек плетется вслед кому-то, обученный второстепенной роли.

Чем вызываются подобные явления? Недоработкой отдельных лиц или общественными процессами, которые 70 лет спустя взволновали вдруг все слои нашего общества? Нельзя ли внести какие-то корректуры? Свобода выбора воинских профессий, как, впрочем, и свобода вообще, сама должна создавать для себя ограничительные барьеры. Вне барьеров это уже не свобода, а нечто другое. Это произвол.

Военному человеку наряду с честолюбием присуще иногда также тщеславие. Первое направлено в пользу общим интересам, второе — им во вред. В дни Великой Отечественной войны фронтовик, если бы повстречал интенданта или артснабженца с петлицами в золотистой окантовке, пришел бы в изумление. Ему становится совестно, не по себе. Специалист тыла возвел себя в ранг командира!

Служебный статус должностных лиц — того и другого — не сопоставим. Командир управляет всеми силами и средствами войск, охватывает мысленно общую ситуацию, в которой они действовали. Специалист тыла занимался сугубо узкой работой — обеспечением и снабжением, следуя во всем строго и неукоснительно указанию командира, связанный его решением.

Недоумение фронтовика вполне закономерно. Зачем сотруднику технических или интендантских служб несовместимые с их деятельностью знаки отличия? Доставить повод к самовозвеличиванию? Подогревать амбиции специалистов тыла способом, который не совместим с понятием дисциплины и запрещается воинскими уставами? Или здесь налицо чье-то скрытое стремление внушить командирам: пехотинцу, артиллеристу, танкисту гибельную надежду, будто на поле боя его ношу разделяет еще кто-то — техники, врачи, снабженцы — так же охотно, как они разделяют на людной улице сегодня честь носить командирские отличительные знаки?

Фронтовику известно: цвета петлиц и околышей не украшение, выданное произвольно, — это символическое обозначение данных воинского интеллекта, свойственное одной части должностных лиц и не свойственное другой, знаки, предусмотренные законом, как обязательная принадлежность форменной одежде командира — должностного лица, осуществляющего принцип единоначалия в войсках.

Чем характерен этот интеллект? Перечень нравственных качеств командира отнюдь не начинается требовательностью. И образовательный ценз — наука принятия решений сообразно с обстановкой — не стоит на первом месте.

Командир, сверх образования и требовательности, зорких глаз и прочего, должен владеть свойством генерировать волю, возбуждать дух военнослужащих. Другие слова вряд ли выражают относительную роль лица, в обязанности которого воинские уставы вменяют функции собственным поведением сообщать движущую силу десяткам, сотням, тысячам воинов на поле боя.

На огневых позициях и наблюдательном пункте командир собственным примером демонстрировал непреложную сущность моральных норм, которые обязался под присягой блюсти воин. Командир лаконичен. Зачем прибегать к многословию, вдаваться в объяснение понятий, доступных всякому первокласснику? Изо дня в день командир придерживался неизменно своих правил на глазах подчиненных — людей, предпочитавших лучше раз увидеть, чем десять — услышать.

Всякий, кого тяготит подчинение, должен сознаться: в натуре начальника проявлялись склонности, не внушающие доверия — непорядочность в отношении к службе, неряшество, слабоволие, то, что отталкивает приверженного к дисциплине подчиненного, подавляет его энтузиазм. Вполне обоснованные требования начальников этого разряда звучат как вымогательство. Зачем он, начальник, взывающий к сознанию, сам пренебрегает нормами поведения, обязательными для военнослужащего, нечистоплотен, слаб физически, не в состоянии противиться житейским искушениям и в своем пристрастии к пороку выдает правду за ложь и наоборот — ложь за правду. Перед лицом нормальных здравомыслящих людей называет черное белым и в погоне за личной выгодой приносит в жертву интересы службы, готов отказаться от честного слова и обещаний, данных прилюдно.