Прошлое с нами (Книга вторая) - [200]

Вынуты магазины из автоматов. Приняты и другие меры, которые должны исключить всякую возможность произвольной очереди. Люди 4-й батареи достаточно опытны и умеют, в случае необходимости, быстро изготовить к стрельбе свое оружие.

Автомобили ползут по полю вдоль железнодорожной насыпи. Команда из трех человек — уже в который раз — возвращается с одним и тем же известием: насыпь для автомобилей недоступна.

И вот новое сообщение: железнодорожный переезд, на который я возлагал надежды, занимает противник. 4-я батарея, продолжая следовать в восточном направлении, вышла на грейдер. Дорожное полотно подмерзло. Я намеревался продвинуться дальше и после поворота продолжить путь. Автомобиль поднялся на бугор. Внизу — огни... красные, целый ряд. Немецкая колонна! Съехать с дороги!? По сторонам — широкие заснеженные канавы... Повернуть обратно? Водитель притормозил.

— «Валет-сорок один»... Позади свет фар. За нами идут машины... Много, — передал по РБМ лейтенант Глотов из замыкающего автомобиля. — Как понял? Я «Валет-сорок три»... прием.

Водитель волновался и дергал руль, будто хотел замедлить то, что должно произойти. Красные огни впереди вдруг закачались, стали перемещаться. Вспыхнули фары, осветив орудия, тягачи, машины. Немецкая колонна пришла в движение, и 4-я батарея оказалась посредине между дивизионом 105-миллиметровых гаубиц и двумя десятками машин, которые заливали светом бугор позади.

На всех немецких тягачах горели габаритные огни. Время от времени они включали фары, освещая обочины, орудия, машины, окрашенные в белый цвет. В кузове с открытой полостью тента из-под одеял торчали солдатские головы в шапках.

— Товарищ старший лейтенант, немцы тоже ездят на трофеях, — полушепотом произнес сидевший позади ефрейтор Костыренко. — Глядите... перед стопятимиллиметровкой наши ЗИСы...

В хвосте 105-миллиметровое орудие шло без чехла, с оголенным дульным тормозом. Дежурное. Перед ним — две машины без тентов. Костыренко не ошибся. Кабина с прямыми углами, заднее стекло и длинный кузов выдавали нашу марку.

Приоткрыв дверцу, я оглядел шедшие следом мои орудия. Их освещали фары немецких машин, спускавшихся по грейдеру в лощину.

Никто не верил в спасительную силу маскировки. Катастрофа могла разразиться внезапно, при первой же остановке немецкой колонны. 4-й батарее грозила неминуемая гибель.

Как избавиться от наших враждебных попутчиков? Оставить место в чужой колонне, однако, оказалось намного труднее, чем занять его. Как только мой автомобиль сбавлял скорость, разрыв впереди увеличивался, и свет немецких фар в хвосте колонны делался опасно ярким.

4-я батарея миновала один перекресток, потом — еще один. Колонна немецких гаубиц замигала огнями и начала сбавлять ход. Вдоль обочин стояли толстые приземистые ветлы, за ними — черная пустота. Справа — неглубокий кювет, в ряду ветел — разрыв. Шедшее впереди 105-миллиметровое орудие приостановилось, рядом с тягачом появился немец, сверкнул луч фонарика, и орудие двинулось, освободив съезд.

Старший сержант Божок резко переложил руль, задние колеса заскользили. Мой автомобиль, едва не коснувшись 105-миллиметрового орудия, описал поворот и стал удаляться в темноту.

Немецкому командиру полагалось остановиться и подождать, пока пройдет мимо вверенное ему подразделение. Но возбужденный водитель только после третьего напоминания нашел в себе силы нажать тормоз. Я следил в приоткрытую дверцу за движением. Автомобиль Глотова сделал поворот и проследовал мимо, освещенный фарами немецких машин, заполнявших промежуток, оставленный 4-й батареей. Я захлопнул дверцу. Меня более не интересовала немецкая колонна. Прибавив скорость, мой автомобиль вышел вперед. В наушниках послышался шорох, потом — голос лейтенанта Глотова:

— «Валет-сорок четыре»! Что делать? Хочу выразить признательность. У нас не имеется с немцами общих сигналов. Это будет мучить мою воинскую совесть... Я «Валет-сорок три», прием...

Микрофонно-телефонная гарнитура висела у меня снаружи под воротником полушубка на шее. Телефоны глушили на близком расстоянии, я их отворачивал. Услышав, о чем речь, Костыренко недовольно пробормотал:

— И всегда он, лейтенант Глотов, со своими шутками... дойдет и до рукопожатий, когда не переправимся к утру через Донец... плутаем в этой проклятой темноте...

Мой ординарец подсвечивал карту, и по тому, как я обращался с ней, понял, что дело принимает скверный оборот. Я не мог сориентироваться и знал только то, что нахожусь севернее железнодорожной линии. Но этих сведений совершенно недостаточно для подразделения, ускользнувшего из-под вражеского конвоя, которому нужно во что бы то ни стало пересечь железную дорогу и двигаться еще неведомо сколько по территории, занятой немецкими войсками.

Наблюдая за звездами, я определил направление на восток. Движение продолжалось. 4-я батарея вскоре вышла на проселочную дорогу, которая привела к железнодорожному переезду.

Мерцавший в будке стрелочника огонек заставил остановиться. Но я пребывал в неведении не более пяти минут. Посланный к будке Костыренко нашел там своих. Пехотинцы, летчики, артиллеристы у раскаленной печки сушили валенки. По их словам, в селах — названий никто не знал — немцы. Только летчики отвечали определенно — Роганьский аэродром немецкие танкисты захватили вчера утром. Весть о прибытии колонны вызвала в будке радость и замешательство... Люди бросились к автомобилям. Но чем могла помочь ям 4-я батарея?