Прошлое с нами (Книга первая) - [35]

Рушатся устои, в душе наступает разлад, поскольку она, как и ее бренная оболочка, сотворена по замыслу всеобъемлющему творца. Покоя более нет, в умах воцаряется смятение и хаос — великий грех, ввергающий людей в предубеждение. Все, что им в корысть,— есть истина,— твердят они,— все же прочее — ложь.

Развивая свою мысль далее, старуха пересказывала в деревенской интерпретации реакционную сущность христианского вероучения. Нельзя, грешно противиться социальному неравенству, нищете и эксплуатации. Неимущий должен безропотно нести свой крест, уповая на блага, уготовленные ему в раю.

Церковь осуждает вмешательство государства, светских властей в божественный порядок на том основании, что власти, т. е. люди, под предлогом заботы, по своему произволу возводят якобы ограничения, и человек отвыкает пользоваться богатством разума, дарованного всем нам богом, для удовлетворения своих насущных потребностей, уподобясь скотам, удел же их — работать за корм и т. д. и т.п. Старуха не соблюдает ни малейшей последовательности и не считается решительно с доводами оппонентов. Могущество бога простирается в бесконечность, но если это так, то почему, спрашивается, не обратил он магометан, буддистов, иудеев, а прежде всего атеистов в лоно своей истины, т. е. Христианской церкви, и если старушка несет глагол божий, почему он не внушил ей убеждений пророка? Не далее, как вчера старушка возвестила, что бог сам служит объектом творческих упражнений и его нужно рассматривать вроде точки опоры, которую алчущий спасения христианин создавал в душе усилием своей собственной воли. Он же, христианин, в помыслах и деяниях следующий заветам святой веры, вступает таким-то образом в общение с богом и заручается согласием его. В удаче своей возносит хвалу богу, бедствующий находил спасение в храме его.

Мне, как и младшим лейтенантам, маловразумительная проповедь бабуси представлялась обыкновенной схоластикой. Игра мысли открывала источник благих надежд всем людям, если они поклоняются распятию.

Бабуся бесцеремонно отнимала у нас свободные часы только затем, чтобы доказать, будто атеисты слабы духом. Подобно всякому, кто отрицал очищающую роль христианских догм, которые утверждают бессмертие души, указуя людям путь нравственного совершенства и добродетели, мы втроем причислялись к сонму закоренелых грешников, погрязших во лжи и себялюбии. Поступки наши старуха толковала по-своему. Все мы, по ее словам, исходим из того, что поскольку смерть неизбежна, ее не миновать никому... ни царям, ни пахарям... так стоит ли стеснять себя выбором средств в погоне за житейскими благами? Атеист корыстолюбив и невоздержан, в моральном отношении он ущербная личность. Только умение кривить душой отличает его от людоеда и т. д. и т. п.

Ни утром, ни в обед, ни вечером не прекращается гонение на атеизм. Так и в этот раз. Мы завтракали. Бабуся после короткой передышки снова принялась изобличать греховную жизнь людей, не верующих в бога. Ее энергично поддерживала панна Зося.

— Вот ведь миссионеры,— тихо говорил Гаранин,— самый закоренелый папуас... преклонил бы колени, я уверен...

Бабуся потребовала перевести ей реплику.

Поздняков начал, но под взглядом панны Зоей умолк. Время, отведенное на завтрак, кончилось. Мы вышли. Гаранин отвязывал поводья. Поздняков озабоченно оглядывался, подтягивал подпругу. Панна Зося ушла, обычно она оставалась на крыльце до нашего отъезда.

— Не понимаю, зачем затевать эти богословские диспуты? — недовольно произнес Гаранин, когда затихло тявканье дворовой собаки.

— Это вы мне? — спросил Поздняков. Он хмурится. Панна Зося встревожена, старуха раздражена. Позднякову следует, кажется, проявлять больше сдержанности.

— Вы хотите переубедить их? — продолжал Гаранин.

— Как вам сказать...

— Выражайтесь яснее.

— Да... в некотором смысле... Я говорю не для ушей бабуси.

— Поэтому старуха и косится.

— Что же, по-вашему, сдавать! позиции? Я обязан, кстати, как и вы, отстаивать материализм от нападок со стороны воинствующих церковников... и не отступлю.

— Охо-хо,— вздохнул Гаранин, попустив поводья,— и вы недалеки от цели... если хотите хлебать щи из котелка.

Поздняков имел в виду панну Зосю. Нет, он не ловелас, просто девушка нравилась ему. Навстречу бежал дневальный. Поздняков слез с лошади, проговорил серьезно: — Нужно бороться с заблуждениями, а борьба требует усилий.

— Как знаете,— ответил Гаранин.— Мне нужно заменить уздечку кобылице,— он указал на хибару, сколоченную под оградой из горбылей, где хранились седла и вся прочая конская амуниция.

— До четырнадцати часов, товарищи командиры,— напомнил Поздняков и скрылся за поворотом на КПП.

Учебная тревога

Оба огневых взвода я застал в казарме. Старший сержант Проценко прервал объяснение правил ухода и хранения стрелкового оружия, положенного орудийному номеру. Люди, сидевшие вокруг ружейного стола, шумно задвигали табуретками.

Следом за мной пришел командир батареи.

— Подайте команду,— сказал он, взглянув на часы,— касается всего личного состава. Боевая тревога!

Пронеслось эхо: «Тревога, тревога...»

Помещение наполнилось топотом, шумом. Возле ружейных пирамид толчея. Люди разбирали оружие, противогазы. Перед столом дежурного выдавались патроны, ящики с приборами. С занятий прибежал Поздняков со взводом управления.