Прощайте, воспоминания: сборник - [21]

Шрифт
Интервал

— Ну уж нет, черта с два!

II

Когда они поднялись на вершину холма, Дэвисон послал денщика вперед с чемоданом на санитарной двуколке. До головной железнодорожной станции было недалеко, а времени у него хоть отбавляй. Ему хотелось позволить себе небольшую роскошь: побыть несколько минут одному. За выжженной равниной, где уже столько лет шли бои, тянулась гряда лесистых холмов, которую французы в четырнадцатом году отбили у немцев — французские могилы попадались здесь на каждом шагу. Дэвисон остановился на холме и огляделся. В этот ясный летний день он мог окинуть взглядом позиции англичан не менее чем на пятнадцать миль. «Ничья земля», опутанная черной каймой проволочных заграждений, словно гигантская безобразная змея, извиваясь, ползла через всю равнину. Дэвисон видел запутанные белые линии окопов, разрушенные деревни, похожие на поломанные игрушки, темные полосы дорог, проведенные будто по линейке, и черные кучи шлака; высоко в небе висели немецкие аэростаты, а над одной из шахт, где не прекращалась работа, медленно таял легкий дымок. Справа, на очень большой высоте, линию фронта пересекал самолет, окруженный крохотными кустиками шрапнели. Дэвисон видел вспышки тяжелых орудий, а затем, довольно долгое время спустя, доносился низкий, раскатистый гул, после чего в тылу у немцев поднималось черное облако дыма. Как странно! По одну сторону «змеи» были Англия и Франция, по другую — Германия. Эта равнина, казавшаяся пустынной, кишела людьми. Это мирное небо висело над землей, где не на жизнь, а на смерть сражались народы. Ясное солнышко запекало кровь на телах только что убитых людей, сушило глотки раненых, заставляло метаться в жару больных, которых поразила новая таинственная болезнь, вгоняло солдат в пот и вынуждало их, изнывающих в зловонных известковых окопах, проклинать все на свете…

Дэвисон видел, как милях в пяти от него на низком холмике рвались снаряды и мины. Да, да, он не ошибся. Это был «Пост обреченных», и враг по-прежнему поливал его огнем. Как там сейчас Фрейзер? Трудно себе представить, что он, Дэвисон, был там всего сутки назад. Он оглядел свою чистую форму, парадные бриджи, светло-коричневые краги, начищенные до блеска ботинки и вспомнил, что еще вчера был похож на пугало. А эти маленькие черные вулканчики, все еще извергающиеся вокруг «Поста обреченных», эта изуродованная местность, вся эта война с ее грохотом, зловонием, страданием, усталостью казались ему теперь страшным, неправдоподобным сном.

Бум! Еще один тяжелый снаряд со свистом пролетел в сторону Германии.

Дэвисон круто повернулся и зашагал дальше. Какой поразительный контраст! Слева от него — лес с буйной сочной листвой. Справа — поля с высокой зеленой пшеницей. Над головой солнце и жаворонки. От тополей и вязов на белеющую дорогу легли густые тени. В пшенице пестреют васильки и маки, а у сырого оврага колышется узорчатая спирея. Что же тут действительность и что сон? То и другое не могло быть правдой, не могло существовать в одном и том же мире. Одно и то же солнце не могло освещать эту красоту и этот ад…

Позади послышался отдаленный гул.

Но допустим, и красота и ад существуют. Нельзя сказать, что одно — это «Природа», а другое — «Человек», В природе идет постоянная война, и хвала человеку за то, что лишь его жизнь насыщена созидательным трудом, чем-то гораздо более значительным, нежели разрушение и взаимное уничтожение. Люди посадили эти деревья заботливо ухаживали за этими величавыми лесами, возделывали эти поля и построили эту деревеньку, сгрудившуюся вокруг своей матери-церкви, которую Дэвисон видел впереди… Все перемешалось у него в голове. Он, Билл Дэвисон, самый обыкновенный англичанин, попал в какой-то заколдованный круг. Жизнь — борьба, это верно, но вот такая борьба — ложь. Настоящая война идет не между Биллами Дэвисонами, Жанами Дювалями и Гансами Мюллерами, а между теми, кто хочет созидать, и теми, кто способен только разрушать. Билл Дэвисон Жан Дюваль и Ганс Мюллер должны прекратить взаимное истребление, покончить с выродками, превратившими пшеничные поля в кладбища…

Дэвисон заморгал глазами, расправил плечи и вытер с лица пот. Он признался самому себе, что немного рехнулся.

III

На головной железнодорожной станции, казалось, разыгрывался ежегодный приз «Дерби» — сюда наперегонки подъезжали санитарные и обозные двуколки, из них выпрыгивали офицеры различных воинских частей. Неутомимый комендант станции приказал капралу поскорее отправлять двуколки обратно, так как боялся, что они могут привлечь вражеские бомбардировщики. Людям, прибывшим прямо с передовой, такая чрезмерная осторожность показалась нелепой, и это еще больше развеселило младших офицеров, ехавших на курсы. Конечно, лучше бы поехать домой в отпуск, но на худой конец хоть три недели не видеть этого постылого фронта. Три недели! Такая передышка казалась им вечностью.

Дэвисона поместили в вагоне третьего класса вместе с девятью другими офицерами различных родов войск, включая и артиллерию. Одни, как и он, в возрасте двадцати двух — двадцати пяти лет считались «стариками» — ветеранами, провоевавшими от десяти месяцев до двух с половиной лет. Другим, новичкам, не было и двадцати. Все они носили на рукавах знаки различия и были очень взволнованы. Вряд ли они прежде встречались, да это и не имело никакого значения. На их долю выпало счастье — три недели жизни, и по такому случаю светские условности были отброшены.


Еще от автора Ричард Олдингтон
Смерть героя

Ричард Олдингтон – крупный английский писатель (1892-1962). В своем первом и лучшем романе «Смерть героя» (1929) Олдингтон подвергает резкой критике английское общество начала века, осуждает безумие и преступность войны.


Все люди — враги

В романе английского писателя повествуется о судьбе Энтони Кларендона, представителя «потерянного поколения». Произведение претендует на эпический размах, рамки его действия — 1900 — 1927 годы. Годы, страны, люди мелькают на пути «сентиментального паломничества» героя. Жизнеописание героя поделено на два периода: до и после войны. Между ними пролегает пропасть: Тони из Вайн-Хауза и Энтони, травмированный фронтом — люди разного душевного состояния, но не две разомкнутые половины…


Стивенсон. Портрет бунтаря

Значительное место в творчестве известного английского писателя Ричарда Олдингтона занимают биографии знаменитых людей.В небольшой по объему книге, посвященной Стивенсону, Олдингтон как бы создает две биографии автора «Острова сокровищ» — биографию жизни и биографию творчества, убеждая читателя в том, что одно неотделимо от другого.


Ловушка

Леонард Краули быстро шел по Пикадилли, направляясь в свой клуб, и настроение у него было превосходное; он даже спрашивал себя, откуда это берутся люди, недовольные жизнью. Такой оптимизм объяснялся не только тем, что новый костюм сидел на нем безупречно, а июньское утро было мягким и теплым, но и тем, что жизнь вообще была к Краули в высшей степени благосклонна…


Дочь полковника

Роман Олдингтона «Дочь полковника» некогда считался одним из образцов скандальности, – но теперь, когда тема женской чувственности давным-давно уже утратила запретный флер, читатели и критики восхищаются искренностью этого произведения, реализмом и глубиной психологической достоверности.Мужчины погибли на войне, – так как же теперь быть молодым женщинам? Они не желают оставаться одинокими. Они хотят самых обычных вещей – детей, семью, постельных супружеских радостей. Но… общество, до сих пор живущее по викторианским законам, считает их бунтарками и едва ли не распутницами, клеймит и проклинает…


Любовь за любовь

Лейтенанту Хендерсону было немного не по себе. Конечно, с одной стороны, неплохо остаться с основными силами, когда батальон уходит на передовую. Довольно приятная перемена после четырех месяцев перебросок: передовая, второй эшелон, резерв, отдых. Однако, если человека не посылают на передний край, похоже, что им недовольны. Не думает ли полковник, что он становится трусом? А, наплевать!..


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.