Прощай, рыжий кот - [42]

Но дело не только в этом: на наших глазах мелочи соединяются, складываются в определенную конфигурацию — и перед нами вырисовываются во всем ужасе быт и нравы, а по существу философия, психология и политика «индивидуального дома». Жестокая и страшная в своей бездушной упорядоченности и насильственной пунктуальности удобств и услуг.

Никогда я не читал более ужасного разоблачения вежливости и порядка… А за этим, за всем за этим — и трагедия Майи и, как идея книги, необходимость изменения, обновления и утверждения новой морали и принципов. Правда, это у Унта идет более как необходимость отрицания старого без демонстративности торжества нового. Но только ли у Унта? И только ли от него это зависит?!

Я заговорил об ужасах индивидуального дома, хотя это был «светлый», а не «желтый дом тети Иды». Иными словами, с каким художественным тактом нащупывает Унт в совершенном внешнем различии общие родовые признаки и приметы! Эта обобщающая сила художественного мышления, раздвигая и расширяя материал, дает дополнительные «опоры» идее произведения.

Но я еще хотел бы привести пример абсолютного художественного чувства героя и материала, следствием чего является точная вписанность происходящего в окружающее при острой активности соотносящихся элементов.

Вот краткие сообщения Унта о погоде.

«Вечером опять пошел дождь. Всю ночь капли стучались в окно.

Но утро было ясным, и…»

И далее изумительное добавление:

«…и ленты в волосах первоклассниц не намокли».

Одним штрихом связать «равнодушную природу» с «душевным миром» героев, так изящно ввести нас в заботы и страхи первоклашек и их мам может только художник.

А как начат «Первый школьный день»!

«В этот день школа пахнет известью и краской, у всех загорелые лица и необыкновенно ясные глаза…»

И как все это просто сделано!..

Но, пожалуй, еще выразительнее сказано о конце этого дня:

«Потом списали расписание. Названия предметов были ужасно прозаичными. Пальцы с трудом держали ручку, буквы выходили кривыми. Но так бывает каждой осенью, даже если эта осень последняя».

Очень точное дополнение к «загорелым лицам и необыкновенно ясным глазам» первых строк. Так образовалась замкнутая в себе, законченная картина, каждый мазок которой вызывает глубокое доверие к автору.

Примеры подобной точности описаний и исключительной фиксированности переживаний героев во времени и пространстве можно найти на каждой странице.

Но художническая точность писателя, как уже отмечено, не является внешней: она несет в себе всю полноту идеи произведения — идеи острой, современной, политической. Ведь тетя Ида со своим рыжим котом ждет не дождется перемен. Она хочет «свободы». Она жадно слушает по ночам «Свободную Европу», «Голос Америки», Би-би-си. Ждет. Надеется. В свою очередь, надо думать, и «Свободная Европа» надеется на тетю Иду. В желтом домике притаилось нечто большее, чем старая утварь и рухлядь. Вот почему «бытовой роман» о рыжем коте, не переставая быть бытовым, становится острым политическим произведением. И Мати Унт великолепно провел оба плана романа, хотя, кажется, заботился только об одном: это было обеспечено органической сращенностью обеих сторон романа.

Чем же все-таки завершился конфликт с рыжим котом? Но прежде чем ответить на вопрос, надо сказать об идеале рыжего кота или тети Иды, что одно и то же. Так вот — рыжий кот хочет свободы. Но что таит это пленительное слово — свобода?! Чем оно светит для тети Иды?

Вот как автор передает острый разговор тетки со своим племянником. Тетя Ида высказалась до конца:

«— Свобода? — говорит она. — Свобода означает то, что ты мог бы сейчас быть хозяином хутора».

Вот вам и все. Когда тетя повторяла общее слово «свобода», оно еще могло светить и отсвечивать. Но коль скоро дело дошло до конкретизации, как говорят ученые, слово мгновенно померкло. В ответ Аарне только и мог удивиться: «— Что? Хозяином хутора?»

Это место центральное для уяснения идеи романа. «Свободный» идеал «свободной» тети Иды — это собственная, это собственническая тюрьма, это глубокая старина, далекое прошлое, — он уже не может пленить ни Аарне, ни его друзей. Молодежь может искать, сомневаться, покидать один путь, выбирать другой, брюзжать, капризничать и отвергать, но ее поиски идут совсем в ином направлении, не в том, куда зовет «Свободная Европа» со своим рыжим котом и тетей Идой, — поиск идет в рамках новой Эстонии на основе завоеванного народом.

Такова идея романа во всей очевидности ее воплощения. Это идея победы новой Эстонии над Эстонией старой, дореволюционной.

Характерно, что автор дает своим героям выговориться до конца. В том числе (и особенно) «отрицательным». Унт настолько убежден в истинности и исторической правоте своей идеи, в ее необходимости и победе, он так ненавидит рыжего кота с его тетей, в нем настолько неколебима вера в победу своей идеи, что он ни на мгновение не боится ее скомпрометировать. Он не боится за свою идею, не боится нападок на нее, потому-то и не хочет писать карикатуры на своих противников, а рисует их во всем «благородстве», честности, «идеальности» побуждений. Вот почему конфликт протекает в своей истинности и объективности — идет столкновение двух миров как таковых, а не плохих представителей старого мира с хорошими представителями нового.