Прощай, оружие! - [80]

Глава сороковая

Нам чудесно жилось. Мы прожили январь и февраль, и зима была чудесная, и мы были очень счастливы. Были недолгие оттепели, когда дул теплый ветер, и снег делался рыхлым, и в воздухе чувствовалась весна, но каждый раз становилось опять ясно и холодно, и возвращалась зима. В марте зима первый раз отступила по-настоящему. Ночью пошел дождь. Дождь шел все утро, и снег превратился в грязь, и на горном склоне стало тоскливо. Над озером и над долиной нависли тучи. Высоко в горах шел дождь. Кэтрин надела глубокие калоши, а я резиновые сапоги monsieur Гуттингена, и мы под зонтиком, по грязи и воде, размывавшей лед на дороге, пошли в кабачок у станции выпить вермуту перед завтраком. Было слышно, как за окном идет дождь.

– Как ты думаешь, не перебраться ли нам в город?

– А ты как думаешь? – спросила Кэтрин.

– Если зима кончилась и пойдут дожди, здесь станет нехорошо. Сколько еще до маленькой Кэтрин?

– Около месяца. Может быть, немножко больше.

– Можно спуститься вниз и поселиться в Монтре.

– А почему не в Лозанне? Ведь больница там.

– Можно и в Лозанне. Я просто думал, не слишком ли это большой город.

– Мы и в большом городе можем быть одни, а в Лозанне, наверно, славно.

– Когда же мы переедем?

– Мне все равно. Когда хочешь, милый. Можно и совсем не уезжать, если ты не захочешь.

– Посмотрим, как погода.

Дождь шел три дня. На склоне горы ниже станции совсем не осталось снега. Дорога была сплошным потоком жидкой грязи. Была такая сырость и слякоть, что нельзя было выйти из дому. Утром на третий день дождя мы решили переехать в город.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, monsieur Генри, – сказал Гуттинген. – Никакого предупреждения не нужно. Я и не думал, что вы останетесь здесь, раз уж погода испортилась.

– Нам нужно быть поближе к больнице из-за madame, – сказал я.

– Ну конечно, – сказал он. – Может быть, еще приедете как-нибудь вместе с маленьким.

– Если только найдется место.

– Весной тут у нас очень славно, приезжайте, вам понравится. Можно будет устроить маленького с няней в большой комнате, которая теперь заперта, а вы с madame займете свою прежнюю, с видом на озеро.

– Я вам напишу заранее, – сказал я. Мы уложились и уехали с первым поездом после обеда. Monsieur и madame Гуттинген проводили нас на станцию, и он довез наши вещи на санках по грязи. Они оба стояли у станции под дождем и махали нам на прощанье.

– Они очень славные, – сказала Кэтрин.

– Они были очень добры к нам.

В Монтре мы сели на лозаннский поезд. Из окна вагона нельзя было видеть горы в той стороне, где мы жили, потому что мешали облака. Поезд остановился в Веве, потом пошел дальше, и с одной стороны пути было озеро, а с другой – мокрые бурые поля, и голый лес, и мокрые домики. Мы приехали в Лозанну и остановились в небольшом отеле. Когда мы проезжали по улицам и потом свернули к отелю, все еще шел дождь. Портье с медными ключами на цепочке, продетой в петлицу, лифт, ковры на полу, белые умывальники со сверкающими приборами, металлическая кровать и большая комфортабельная спальня – все это после Гуттингенов показалось нам необычайной роскошью. Окна номера выходили в мокрый сад, обнесенный стеной с железной решеткой сверху. На другой стороне круто спускавшейся улицы был другой отель, с такой же стеной и решеткой. Я смотрел, как капли дождя падают в бассейн в саду.

Кэтрин зажгла все лампы и стала раскладывать вещи. Я заказал виски с содовой, лег на кровать и взял газету, которую купил на вокзале. Был март 1918 года, и немцы наступали во Франции. Я пил виски с содовой и читал, пока Кэтрин раскладывала вещи и возилась в комнате.

– Знаешь, милый, о чем мне придется подумать, – сказала она.

– О чем?

– О детских вещах. Обычно все уже запасаются детскими вещами к этому времени.

– Это ведь можно купить.

– Я знаю. Завтра же пойду покупать. Вот только узнаю, что нужно.

– Тебе следовало бы знать. Ведь ты же была сестрой.

– Да, но, знаешь ли, солдаты так редко обзаводились детьми в госпитале.

– А я?

Она запустила в меня подушкой и расплескала мое виски с содовой.

– Я сейчас закажу тебе другое, – сказала она. – Извини, пожалуйста.

– Там уже немного оставалось. Иди сюда, ко мне.

– Нет. Я хочу сделать так, чтобы эта комната стала на что-нибудь похожа.

– На что?

– На наш с тобой дом.

– Вывесь флаги Антанты.

– Заткнись, пожалуйста.

– А ну повтори еще раз.

– Заткнись.

– Ты так осторожно это говоришь, – сказал я, – как будто боишься обидеть кого-то.

– Ничего подобного.

– Ну, тогда иди сюда, ко мне.

– Ладно. – Она подошла и села на кровати. – Я знаю, что тебе теперь со мной неинтересно, милый. Я похожа на пивную бочку.

– Неправда. Ты красивая, и ты очень хорошая.

– Я просто уродина, на которой ты по неосторожности женился.

– Неправда. Ты становишься все красивее.

– Но я опять похудею, милый.

– Ты и теперь худая.

– Ты, должно быть, выпил.

– Только стакан виски с содовой.

– Сейчас принесут еще виски, – сказала она. – Может быть, сказать, чтоб нам и обед сюда подали?

– Очень бы хорошо.

– Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно? Просидим вечер дома.

– И поиграем, – сказал я.

– Я выпью вина, – сказала Кэтрин. – Ничего мне от этого не будет. Может быть, тут есть наше белое капри.