Прощай, мой ангел - [14]

– Чего? – удивился он, потом сообразил. – Это ты про вчера? Нормально...

Он помолчал, потом уныло сказал:

– Ты знаешь, везде патрули.

– Это утешает.

– Мне пришлось... – Он вновь замолк. Да что же такое с парнем... – Мне нужно с тобой поговорить, Лесь. Очень. Очень.

– Мне тоже паршиво – не ты один такой нежный. И вообще – может, хватит с тебя приключений? Сидел бы дома...

Вооруженный постовой на перекрестке уже начал подозрительно поглядывать в нашу сторону. Я взял Себастиана под локоть – он даже не попытался отстраниться – и потащился с ним вниз по улице, по направлению к парку... Себастиан нервно хлопал крыльями, распугивая многочисленных голубей.

– Я слушаю.

Ну что ему надо от меня, в самом деле?

– Не злись так, Лесь, – попросил Себастиан, – пожалуйста...

Асфальт блестел, словно его долго и тщательно отмывали от крови, купы каштанов отражались в нем вниз головой.

– Пошли, а то мусор смотрит.

– Мусор? – удивился Себастиан. – Ах да...

– Сейчас все всех будут подозревать. Так что ты хотел сказать?

Себастиан поглядел на меня своими сплошь черными глазами, которые то и дело подергивались мутной пленкой третьего века.

– Лесь, – Себастиан неловко посмотрел на меня, – это не может быть Адам?

– Это может быть кто угодно... – Я остановился и в свою очередь уставился на него. – Погоди. Почему ты так думаешь?

– Он нас ненавидит.

Я вздохнул.

– Себастиан, вас ведь ненавидят очень многие... но далеко не все из-за этого пойдут на то, чтобы взорвать самый людный в Городе торговый центр. Ну, при чем тут Шевчук, скажи на милость?

– Он... занимается чем-то... нелицензионным... Я видел, как он прятал... какое-то оборудование...

– Какое?

– Не знаю, Лесь. Оно было завернуто – упаковано. Он его у Бучко держал... наверху... потом унес. Он меня... – Себастиан вновь уставился на меня своими глазищами и с трудом произнес: – Я и сам принес ему... он просил... Горелку бунзеновскую... охладитель... Тогда получается, если это он, я тоже виноват. Ты понимаешь?

– Погоди... Он сказал, для чего ему все это?

– Сказал. Что с лекарствами плохо. Поставки урезают. В роддомах сепсис. Что он сам. Пытается.

– Может, оно и так. – Я покачал головой. – Послушай, Себастиан... Ты вообще где учишься?

– На философском, – машинально ответил он, – на первом курсе... только какое...

– Для того, чтобы сделать бомбу, вовсе не нужен охладитель. Нужна взрывчатка. Ты же не доставал ему взрывчатку.

– Нет... но... А он сам – не мог?

Все мы в институте проходили фармакологию. Неорганическую химию, впрочем, тоже проходили.

– Кому теперь верить, Лесь? – безнадежно произнес Себастиан. – Я ведь хотел, как лучше. Хотел помочь – чтобы люди... без ограничений... чтобы их способности раскрылись! Это же несправедливо – только потому, что мы первые...

Да, подумал я, несправедливо... Сначала вытеснили нас с Дальнего Востока, пастбища все перепахали под плантации корнеплодов, рисовые поля осушили, а потом, когда целые племена, оголодавшие, обездоленные, стронулись с места и хлынули в Европу, явились такими спасителями... Спустились с неба на своих аэростатах... Понятно, как их тогда приняли! И помогли отбить нашествие, помогли построить панцирные машины, и зеркала, и катапульты... Неудивительно, что мы им покорились – сами просили, чтобы взяли наши земли под крыло... Тогда, согласно официальной истории, и началась эра воссоединения. К обоюдному процветанию...

– Если я скажу об этом... даже родителю... Он ведь арестует Адама – сразу же арестует. Знаешь, что сейчас в высших сферах творится? А как я Бучко в глаза смотреть буду? Особенно если окажется, что он не виноват – Адам!

– Ты что же, предлагаешь мне выяснить, виноват он или нет? Так я прямо подойду к нему и спрошу: «Адам, скажи мне по старой дружбе – не ты Пассаж взорвал?» А он мне так прямо и ответит...

– Но мне-то уж наверняка не ответит, – возразил Себастиан.

Он порылся в кармане и вытащил пластиковый квадратик.

– Это еще что?

– Это пропуск. В Нижний Город теперь нужен пропуск. Я его на твое имя выписал.

Бланк наверняка спер у родителя, подумал я. Ох, наплачется с ним его родитель, как пить дать, наплачется.

– Ты меня намерен впутать в какую-то очень неприятную историю, Себастиан.

– Пожалуйста, Лесь! Пожалуйста! Иначе – что мне остается?

Да он меня шантажирует, дошло до меня. Не пойду, он донесет на Адама – и на всех остальных тоже.

– Только руки на себя наложить...

– Хорошо, – устало сказал я, – хорошо. И откуда ты только взялся на мою голову!

* * *

Подол и впрямь был оцеплен – ничего серьезного, но взъезд перекрыт шлагбаумом, и у шлагбаума стоят патрульные. Не мажоры, люди – видно, власти все же боялись обострять обстановку, – но все вооружены, все в касках и бронежилетах, при полном параде.

Я предъявил свой пропуск и удостоверение личности. Сказал, что представлял наверху картину из галереи «Човен» и теперь хочу известить владельца, что она пострадала при взрыве.

Меня пропустили. Правда, предварительно обыскали – на предмет оружия, я полагаю.

Бучко, пригорюнившись, сидел за застеленным газетами столом.

– Тебе самогону? – сходу спросил он.

– Лучше вина, если осталось.

– Зачем – осталось? Целая канистра есть. Недавно заправил.