Прощай, Калифорния! - [112]

– За это стоит выпить.

* * *

Райдер, все еще со стаканом в руке, медленно и бесцельно ходил по комнате. Опустив руку в карман пиджака, он шесть раз, как его проинструктировали, нажал на кнопку ручки, и на шестой раз, как и следовало, пишущий наконечник выпал. Харлинсон стоял рядом с одним из официантов. Гриншоу только что попросил еще одну порцию.

Малдун – точнее, Людвиг Джонсон – сидел спиной ко всей компании. Вдруг он вздрогнул и мучительно застонал. Джефф мгновенно наклонился к нему и стал щупать пульс, одновременно приложив стетоскоп к его груди. Лицо Джеффа напряглось. Сняв пиджак с Джонсона и расстегнув толстый жилет, он стал что-то делать с ним. Охранники не видели, что именно, и один из них спросил:

– Что-нибудь не так?

– Заткнитесь! – рявкнул Джефф. – Он очень, очень болен. Я делаю массаж сердца. – Он обратился к Бонну: – Помогите мне его посадить.

Бонн, оказывая помощь, наклонился, и вдруг послышался слабый звук открываемой молнии. Райдер мысленно выругался: ведь пластиковые молнии должны быть совершенно бесшумными. Охранник, задававший вопрос, сделал шаг вперед. На его лице смешались подозрительность и неуверенность.

– Что происходит?

Ближайший охранник был всего в метре от Райдера. На таком расстоянии даже из ручки было бы трудно промахнуться. Охранник издал странный звук, сложился пополам и рухнул на пол. Двое других обернулись и удивленно уставились на него. Трех секунд оказалось более чем достаточно для Майрона Бонна, уголовной звезды из Доннемары, чтобы выстрелить им прямо в сердце из «смит-вессона» с глушителем. В тот же самый момент Гриншоу разделался с официантом, наклонившимся к нему с бутылкой, а Харлинсон вырубил другого, который стоял перед ним.

У Джонсона под рубашкой был надет толстый корсет на молнии. Под ним находился слой пенорезины чуть ли не в тридцать сантиметров толщиной, изображавший нижнюю часть его живота. У самой кожи – еще один слой пенорезины, но не такой толстый. Вот почему трем опытным гримерам понадобилось целых шесть часов, чтобы придать его фигуре облик Малдуна. Между двумя слоями пенорезины были вложены три обтянутых резиной пистолета и составные части двух автоматов Калашникова. Джеффу и его отцу понадобилось меньше минуты, чтобы собрать эти автоматы.

– Бонн, – сказал Райдер, – вы очень меткий стрелок. Встаньте у двери. Если кто-нибудь появится в коридоре с той стороны – вы знаете, что делать.

– А я получу возможность закончить свою диссертацию? Докторскую – на меньшее не согласен!

– Я приду на церемонию присуждения степени. Джефф, полковник Гриншоу и вы, мистер Харлинсон: во дворе есть вооруженные охранники. Убейте их. Не бойтесь наделать шума.

– Папа! – Побледневший от ужаса Джефф смотрел на отца умоляющими глазами.

– Отдай свой «Калашников» Бонну. Эти люди готовы убить миллион, даже миллионы твоих земляков калифорнийцев.

– Господи! Папа!

– Твоя мать у них...

Джефф вышел, сопровождаемый Гриншоу и Харлинсоном. Бонн и Райдер двинулись за ними по коридору, и именно в этот момент сержант совершил свою первую ошибку с того момента, когда расстроенный лейтенант сообщил ему о нападении на Сан-Руфино. В общем-то это была даже не ошибка, просто Райдер не знал, куда Моро и Дюбуа повели Хиллари. А еще он очень устал. В обычных условиях он обязательно просчитал бы ту возможность, что Моро займет комнату между кабинетом и лифтом, который вел к пещерам, расположенным внизу. Но он чертовски устал, хотя всему миру казался сделанным из железа. Человек таким просто не может быть.

Райдер прислушивался к звуку выстрелов из «Калашниковых» и думал, сможет ли Джефф когда-нибудь простить его. «Возможно, нет, – подумал он. – Одно утешение – знать, что миллионы калифорнийцев меня простят. Но позже. Время для этого еще не пришло».

Вдруг в пяти метрах от него, справа по коридору, появился вооруженный пистолетом Дюбуа. За ним следовал Моро, волоча за собой Хиллари. Райдер еще только поднимал автомат, а Дюбуа уже умер – будущий доктор философии жаждал получить свою степень.

Моро попятился, прикрываясь Хиллари как щитом. Дверь лифта находилась всего в пяти метрах от него.

– Стойте, – приказал Райдер. Его голос прозвучал на удивление спокойно. – Посмотрите налево.

Он поставил «Калашников» на одиночные выстрелы и нажал на спусковой крючок. Ему не хотелось делать этого, очень сильно не хотелось. Хиллари жизнерадостно признавался, что он ни на что не годится, но минувшая ночь доказала, что это удивительно славный человек. Смелый, мужественный, веселый и человечный, как миллионы других калифорнийцев.

Пуля попала в левое плечо Моро, однако тот даже не вскрикнул, только заскрежетал зубами, продолжая тащить Хиллари к лифту. Дверь была открыта. Он втолкнул Хиллари в лифт и уже почти вошел туда сам, но вторая пуля успела угодить ему в бедро. На сей раз он вскрикнул. Обыкновенный человек, когда у него перебита берцовая кость, либо теряет сознание, либо впадает в шок и, не испытывая никакой боли – боль приходит позднее – ждет приезда «скорой». Моро же, как стало известно всему миру, был человеком необычным. Дверь в лифт закрылась, и он с визгом стал опускаться вниз, доказывая тем самым, что Моро все еще способен нажать на кнопку.