Прощай, гвардия! - [36]

Я подозвал к себе Мюнхгаузена:

– Ротмистр, позаботьтесь о людях. Надо их накормить. Лекари пусть займутся ранеными. Часов двадцать у нас еще есть.

– А потом?

– Потом будет по-настоящему жарко, – усмехнулся я. – А еще – расставить посты. В город впускать, обратно не выпускать. Об исполнении доложить.

Я занял дом, служивший ранее резиденцией Вильбранду. На мое счастье, полковник был холост, иначе я не смог бы смотреть в глаза его вдове и детям.

Можно успокаивать себя тем, что война есть война, но в те моменты, когда вокруг не стреляют ружья и не взрываются снаряды, этот способ не работает.

Мне пришлось принимать делегацию горожан. Возглавлял процессию мэр – круглый, пузатый, с противной бородавкой на мясистом носу. Лицо обрюзгшее, на отвратительно выбритых щеках – рыжая щетина, в маленьких поросячьих глазенках – страх.

– Слушаю вас, – сказал я, не вставая со стула.

Тощая пугливая девица, у которой раньше квартировал Вильбранд, накрывала стол чистой скатертью, извлекала съестные припасы: индейка, вареные яйца, соленые грибы, душистый хлеб.

– Я облечен доверием пославших меня горожан, – залебезил мэр. – Мы рады приветствовать у себя храбрых русских воинов и надеемся, что…

Я прервал его взмахом:

– Можешь не продолжать. Я знаю, что вас волнует. Грабежа, пока тут стоят мои люди, не будет. Об этом я уже распорядился. Если кого-нибудь из моих солдат заметите в непотребстве, сообщите мне. Виновный будет наказан. Сурово наказан. Ясно?

Горожане закивали:

– Храни вас Господь, герр майор.

Я отпустил их, успокоенных, и принялся дожидаться Мюнхгаузена и Ивашова. Они должны были прибыть с минуты на минуту и доложить о текущей обстановке.

Хлопнули двери внизу, напуская холоду, застучали по лестнице каблуки. В комнату ввалились оба – деловитые, энергичные.

Я встал, поправил шпагу, пригласил:

– Прошу к столу, господа офицеры.

Служанка поставила на скатерть пузатый кувшин. Барон и Ивашов потянули носами, догадываясь, что это вино. Весело переглянулись.

– Не надо. Уберите, – велел я служанке.

Офицеры проводили кувшин тоскливым взглядом, но промолчали, хотя я точно знал, что они не одобряли моей строгости. Как же! Город взят на шпагу, до подхода неприятеля еще прорва времени. Жизнь, можно сказать, наладилась. Ну, хотя бы до утра.

Однако я не был настроен столь прекраснодушно. Ночь могла преподнести нам уйму сюрпризов, да и шведов не стоило встречать с больной головой. Кому, как не мне, знать гвардейские нравы. Начав, мои подчиненные на одном кувшине точно не остановились бы.

Служанка зажгла дополнительные свечи в парных подсвечниках. Сразу стало светлей.

– Докладывайте.

– У меня все в полной готовности, – начал по праву младшего Ивашов. – Пороху и зарядов изрядное количество. Хватит надолго. Выстрелов по тридцать сделаем, а то и больше.

– Подкрепление тебе дать не могу: людей маловато. Поберегись, чтобы с тобой то же самое, что ты с батареей, не сделали. Заряды расстреляешь, сразу уходи, – предупредил я. – В город тебе попасть шведы не дадут, все подходы обложат. Действуй по обстановке. Постарайся соединиться с нашими.

– Будет исполнено, – кивнул Ивашов.

Со слов Мюнхгаузена выходило, что у него тоже все под контролем. Часовые на стенах переоделись в шведские мундиры, чтобы на какое-то время обмануть Врангеля. Солдаты ведут себя спокойно, жителей не трогают.

Губы у барона нервно вздрагивали. Он явно что-то недоговаривал. Не так-то просто поддерживать дисциплину в отряде. Видимость порядка доставалась ротмистру дорогой ценой.

Молод еще мой барон. Слишком молод.

– В штаб реляцию о взятии города отправили? – спросил я.

– Так точно.

– Можете отдохнуть. Теперь мой черед быть дежурным.

– Но, господин майор…

– Отдыхайте, ротмистр.

В сопровождении Чижикова и совсем юного прапорщика я принялся обходить город, проверяя посты и улицы.

Возле одного из домов услышал громкий мужской смех и прерывистый женский плач. Предчувствия меня не обманули. Два в драбадан пьяных фузилера бражничали за деревянным столом, в углу жались перепуганные насмерть женщины в разорванных ночных рубашках: вдова и ее дочь.

Увидев меня, гвардейцы растерянно вскочили, стали одергивать мундиры, скрывая смущение и страх. Меня тут явно не ожидали.

– Так-так… – Мой голос не предвещал для застуканных на месте преступления ничего хорошего.

Внутри у меня все кипело. Я понимал, что таковы времена и не следует лезть в этот монастырь со своим уставом. Солдатские нравы всегда были и остаются грубыми и невоздержанными.

Но я же отдал ПРИКАЗ! И его ослушались.

– Вон отсюда! – Я выгнал солдат на улицу.

Они стояли, не поднимая глаз.

– В другой раз я расстрелял бы вас на месте. Но завтра за меня это сделают шведы. Искупите вину доблестью – прощу. Нет – горько пожалеете.

Мюнхгаузен спросил меня позже:

– Вы действительно их накажете?

– Если проступок повторится, обязательно.

– А если нет?

– Я всегда даю людям шанс исправить ошибку. Пусть они им воспользуются.

Ночь прошла неспокойно. Остатки гарнизона сложили оружие, однако нашлись горячие головы, которые под покровом темноты пытались правдами и неправдами ускользнуть из города. Часа в три ночи ворота были атакованы десятком драгун. Если бы не усиленные караулы, шведы могли бы прорваться.