Прощай, гуня-кандальник - [73]

Однако, переключив своё внимание, усилием воли заставила себя вернуть в состояние "здесь и сейчас".

- Где женщины и девочки? - ели двигая сухими губами, спросила Кандальникова.

- Спят в надёжном месте! - спокойно ответил Дортезин и, отложив пистолет, надкусил блинчик с изюмом. - Если ты выполнишь мои указания без соплей и лишних телодвижений - они будут жить долго и, может, даже счастливо.

- Негодяй! - презрительно процедила Кандальникова.

- Люба, не зли меня, ты же, всё-таки, моя жена...

- Я - вдова! Мой муж Алексей сгорел в своей мастерской вместе с матерью... Их тела были кремированы и захоронены... - с издёвкой произнесла Люба.

- Вот видишь, как славно, - в тон ей ответил Дортезин.

- А тебя я буду звать Смарт, но для меня это расшифровывается не так, как у твоих заказчиков в "узких кругах", а как - сволочь-мразь-аморальная-рожа-тварь!

- Лёша! - взвизгнула Спотыкухина. - Заткни её немедленно! Как она с тобой разговаривает?! Что она себе позволяет?!

- Тихо, мама! Успокойся! Не видишь, что Любочка напугана и на нервной почве ведёт себя не совсем сообразно ситуации.

Он доел блин и аккуратно промокнул рот салфеткой.

- А ты, дорогая, если хочешь, чтобы девчонки остались живы, захлопнись! Садись и слушай! Делай, что говорю! - фраза прозвучала как приказ, да ещё с таким нажимом, что Любочка спорить не решилась.

Нет! Она вовсе не испугалась Алексея - теперь, когда в её арсенале появилась возможность в любой момент превращаться в птицу, она чувствовала себя увереннее.

Голова закружилась, и Любка еле устояла на ногах.

"Смарт" - "Смерд", - теперь Любочка всё осознала!

- Я убью тебя! Я лишу тебя всего! Я тебя уничтожу! - ненависть придала столько сил, что она бросилась на Дортезина, стараясь расцарапать негодяю лицо.

- Тихо!

Смарт с силой отшвырнул от себя бывшую жену, но девушка, хоть и пошатнувшись, устояла на ногах, схватившись руками за край столешницы.

- Что за "страстные" признания? Уничтожу!.. Лишу!.. Ты, Любка, по жизни - сама лишенкой оказалась. Успокойся. Нам с тобой сейчас дружить надо. Наш ребёнок у Хайфиц! Вот ведь стерва! Всех опрокинула. Но ничего, ничего...

"Книга!..", - подумала Любка и, перегнувшись через стол, резким движением схватила толстый том и прижала к груди. - "Тяжёлый...", - с горечью подумала она. - "И не поднять, и не унести, обернувшись в птицу...".

А Дортезин, словно прочитав её мысли, только усмехнулся с издёвкой.

Любаша вернула чёрный том на стол, но что-то необъяснимое, что-то тревожное и живое уже успело впитаться в её поры и теперь распространялось по всей её сущности, напоминая о себе лёгким безболезненным покалыванием.

- Зосима... - еле слышно прошептала Люба, закрыв глаза. - Зосима - это значит "жить"... "Живой"... Но почему?

Она вдруг ощутила сильную внутреннюю вибрацию, казалось, что все органы начали дрожать так, словно были закреплены на резиновых растяжках, и теперь кто-то невидимый играючи провёл по ним сильной рукой.

Потом стало жарко! Невыносимо жарко!

Ей казалось, что она горит словно спичка. Любочка даже посмотрела на свои ладони, уверенная, что они охвачены пламенем...

Нет, ничего такого... Слегка загорелые длинные пальцы никак не изменились.

- Зосима! - словно против своей воли выкрикнула она каким-то абсолютно чужим голосом и...

Люба словно вновь барахталась на дне мутного водоёма.

Прямо под ней, покрытое слоем расползающегося в разные стороны ила, зашевелилось, заходило ходуном грузное тело ведьмы Лукерьи.

- Зосима! Я помогу ей! - загудела колдунья, выпуская тучи пузырей из открытого беззубого рта.

Она, схватив Любочку за косы, стала тянуть на себя.

- Зосима! Это я - твоя настоящая ученица! Меня никто не понуждал постигать твои знанья! Я - сама, сама! Разве я недостойна?! - гулким эхом раздавался голос ведьмы.

Откуда-то появилась походившая на разъярённую гарпию Милица - она тут же попыталась отбить Любу. Её руки, обхватив сзади Любино горло, принялись душить несчастную. Хайфиц с силой сжимала кольцо невероятно длинных пальцев, одновременно пытаясь оттащить её от Лукерьи.

Внезапно боковым зрением Люба, раздираемая с обеих сторон борющимися за неё противниками, увидела Егория. Алая шёлковая рубаха раздулась пузырём, тёмные кудри шевелящимся облаком колыхались вокруг головы, широко открытые глаза с отчаяньем смотрели на правнучку.

Не теряя времени даром, Гуня схватил за пальцы душительницу и принялся разжимать смертельные клещи. А когда ему удалось освободить Любочку, то он - решительным движением умудрившись сдёрнуть с себя широкий пояс и соорудить петлю - ловко заарканил противницу и начал всплывать.

Любка хрипела и, хватая ртом воздух, потирала ноющую шею...

- Что с тобой? - обеспокоенно произнёс Дортезин. - Тебе плохо? Ты чуть не задохнулись... Зосима?! Кого ты называла Зосимой?

Любка обвела мутным взглядом комнату.

Несмотря на пережитый ужас видения, она вдруг почувствовала в себе невероятную силу. И это наполнило её бесстрашием и никогда неведомым ранее чувством вседозволенности.

- Зосима?! - с неожиданным вызовом в голосе произнесла она и вдруг весело, заливисто рассмеялась. - А ты у потомственной Спотыкухи поинтересуйся. Слыхали, Раиса Ивановна, о колдуне таком, раз книжечку из рода в род передаёте? Ждали моего рождения, получается. Дождались! Можно сказать, что присвоили меня! Только не получится у тебя ничего, господин барон Дортезин - в твоих венах течёт кровь террориста и убийцы, а в моих - знания мудрецов, алхимиков и колдунов.