Прощай, гуня-кандальник - [13]

- Почему вы так со мной разговариваете? - попыталась обидеться Любка. - Что значит - "птичьим умом"?

- Эх, сорока, ты, сорока... - вздохнула Лукерья. - Главное, в трудную минуту про это не забудь! - ощерилась колдунья беззубым ртом. - А сейчас лучше помолчи да выслушай. Для начала возьми с печки свечу и поставь на стол, - велела ведьма Лукерья. - Да не трясись, привыкай... Тебе этот разговор нужней всего. Если хочешь ребёночка родить - слушай меня внимательно, да исполняй, что велю. Так уж случилось, что помощники тебе - только мы с Гуней-кандальником. Однако, сама вишь, какие слабосильные... Так что, девка, всё самой делать придётся... И ежели не оплошаешь - так счастливо заживёшь, что и не вспомнишь про то, что тебе сейчас страшным да ужасным видится.

Услышанное немного приободрило Кандальникову. Она без труда нашла свечной огарок, вставленный в глиняную посудину, и молча установила импровизированный подсвечник на середине деревянной столешницы.

Колдунья дунула на свечку, и фитилёк тут же вспыхнул рыжим пламенем.

Люба сидела напротив и смотрела на мерцающий огонёк.

Внезапно жар от пламени увеличился в размерах и превратился в мутную подрагивающую пелену, через которою можно было различить безумное лицо ведьмы, торопливо шевелящей сизыми губами.

Неожиданно старуха стала молодеть прямо на глазах, и вот уже красавица с огромными чёрными глазами приглаживала белой рукой тугую светлую косу. Бормотанье усилилось, теперь до Любки стали доходить отдельные фразы:

- Пошто Любаня, ведьмица-гадуница себе не царица? Почто колдовские силы ей не властны? Куда бежать? Кого поспрошать?

Стены затряслись. Вода на полу забурлила и заплескалась. Жуткий вой и непонятное уханье раздались снаружи дома.

- Не помнит, как силы лишилась, как с кровью передала? - продолжала вопрошать невидимого советчика Лукерья. - От ведьминской доли не по своей воле отказалась! Отступницей случайно оказалась! Следует ей "Книгу" найти! "Книгу" найдёт - знанья колдовские вновь обретёт! Кровь вернёт - знаниями распорядится?! Тогда только матерью станет?

Неожиданно, перегнувшись через стол, ведьма больно схватила Любку за волосы, да дёрнула так, что целый клок русых волос остался в её пальцах. Пока очумелая Любаша, поскуливая и от боли, и от страха, потирала вспухшую кожу, колдунья скатала вырванные волосинки в шарик и бросила на свечку.

От яркого зарева девушка на мгновенье ослепла и зажмурилась, а когда глаза открыла, то свеча уже догорала ровным пламенем, вода с пола исчезла, и стены больше не тряслись. Напротив неё сидела толстая Лукерья и пристально смотрела на неё буравящим взглядом из-под кустистых седых бровей.

- Слухай сюда, девка! Ты свою силу сама профукала. Сама не ведала, как с кровью своей колдовскую долю переуступила.

- Я! С кровью что-то там отдала?! - возмущённо воскликнула Люба. - Да я - никогда! Ни разу в жизни ничего подобного... Да я вообще в эту чертовщину не верю! И почему вы меня ведьмой называете? Никакая я не ведьма! Я же колдовать не умею!

- Очухалась! Ишь раздухарилась, - остановила её Лукерья. - Раз говорю, что отдала силу вместе с кровью - значит, так оно и было. Но не отчаивайся, дух сказал, что ежели постараешься, то сможешь всё уладить. А то, что ты ведьма - не сумлевайся. Ведьмы разные бывают: одни - по рождению, другие - по учению, а третьи - поневоле.

- А я - поневоле?

- Ты - поневоле! Вернее, по Егорьевой просьбе, да по моей воле! Не было в тот час другого пути, чтоб ваш род спасти - не дать вам сгинуть! Не было у меня времени на раздумья, чуяла я - забьют меня Спотыкухины прихвостни тем же днём. Вот и постаралась... Как могла.

- Ничего себе, постаралась! - пробормотала Люба.

- Не тебе судить! Если бы тогда отказала я Егорию - не было бы Кандальниковых на свете белом! Слушай, не перебивай! - угрожающе произнесла Лукерья.

Любка покорно замолчала.

- Знай, ведьма Люба, души человечьи - они бессмертные! Только разные они: одни пустые, другие густые, одни вечные, другие беспечные! И по учению "Чёрной Книги", до Рождества Христова писаной, обитают души не в сердце или в голове, а в крови людской. Все свои знания да умения мы с кровью друг дружке завещаем. Ведь недаром в народе говорят о крови: то благородная, то дурная, то колдовская... В древности далёкой распознал тот закон один грек учёный и, впустив чародейство в жилы свои, стал передавать его вместе с кровью из поколения в поколение. А чтобы каждый из наследников знал, как и когда можно - а когда и нельзя! - чудеса творить, прописал законы в "Книге" своей да повелел, чтоб "Книга" та завсегда при владельце колдовской крови находилась. А ежели случится так, что разлучится очередной колдун или ведьма с "Книгой", то нужно ему беречься пуще прежнего! Ибо лишившись "Книги" - он и крови может лишиться! Пусть не всей, пусть капельки, но и тогда он уже силы чуять не будет! И не станет у всех - вольно либо невольно к этой тайне причастных - никакого дела важнее, чем кровь и "Книгу" наследнику вернуть. Потому как колдовство - что многие века по крупицам собрано было да мудрым заповедям подчинено - попав к чужакам непосвящённым, сподвигнет их творить зло вседозволенное. И рухнет мир!