Прощай, детка, прощай - [97]

— Загадочная женщина, звонившая Лайонелу?

— Возможно. — Я поднял упавшую кофейную чашку. Она не разбилась, и, осмотрев ее и убедившись в отсутствии трещин, я налил в нее кофе.

— Господи! — сказала Энджи и усмехнулась. — Да тут не угадаешь.

— Что?

— Да ничего во всей этой истории. Ты слышал, что мы только что говорили? Пул и Бруссард разыграли всю эту пьесу. С какой целью?

— Ради денег.

— Думаешь, такие ребята, как Пул и Бруссард, станут убивать ребенка ради двухсот тысяч?

— Нет.

— Тогда зачем?

Я попробовал найти ответ, но не нашел.

— Ты серьезно считаешь, что они способны убить Аманду Маккриди?

— Люди вообще на что угодно способны.

— Да, но определенные люди категорически неспособны на определенные вещи. Эти двое, по-твоему, могут убить ребенка?

Я вспомнил лицо Бруссарда и голос Пула, когда он рассказывал о девочке, найденной в жидком растворе цемента. Они, может, и великие актеры, но, чтобы убить ребенка с таким же равнодушием, как муравья, надо играть, как Де Ниро.

— Гм, — сказал я.

— Смысл этого высказывания я понимаю.

— Какого?

— Этого твоего «гм». Ты изрекаешь его, когда не знаешь, что сказать.

Я кивнул.

— Признаюсь: не знаю, что сказать.

— Добро пожаловать в клуб единомышленников.

Я отпил кофе. Если хотя бы десятая часть наших предположений была верна, прямо у нас на глазах совершилось довольно крупное преступление. Место, где оно произошло, имело другой почтовый индекс, но мы стояли на коленях рядом с преступниками, и все происходило прямо у нас под носом.

Кстати, я упоминал, что мы зарабатываем себе на жизнь, работая детективами?

Бубба явился к нам вскоре после рассвета.

Он сел скрестив ноги на полу в гостиной и расписался на загипсованной ноге Энджи черным фломастером. Крупными буквами и характерным почерком ученика четвертого класса он нацарапал:

Энджи

Сламала ногу. Илидве. Ха ха.

Рупрехт Роговски.

Энджи прикоснулась к его щеке.

— О, ты подписался «Рупрехт». Как мило!

Бубба покраснел от удовольствия, шлепнул ее по руке и посмотрел на меня.

— Что?

— Рупрехт, — усмехнулся я. — Я и забыл совсем.

Бубба поднялся с пола, и его тень поглотила собой меня и большую часть стены. Он потер подбородок и напряженно улыбнулся.

— Помнишь, Патрик, как я ударил тебя в первый раз?

Я сглотнул.

— В первом классе.

— Помнишь, за что?

Я прочистил горло.

— Я сказал, что плевать мне, какое у тебя имя.

Бубба наклонился ко мне.

— Не хочешь попробовать еще разок?

— Ах нет, — сказал я. Он отвернулся, и я добавил: — Рупрехт.

Он сделал выпад, я уклонился, а Энджи сказала:

— Мальчики, мальчики!

Бубба замер на месте, а я воспользовался этим, чтобы между нами оказался кофейный столик.

— Можем перейти к повестке дня? — Энджи открыла у себя на коленях блокнот и сняла зубами колпачок с ручки. — Бубба, ты можешь отлупить Патрика когда-нибудь в другое время.

Бубба подумал и сказал:

— Это правда.

— Ну, хорошо, — сказала Энджи, записала что-то в блокнот и мельком взглянула на меня.

— Э! — Бубба указал на гипс: — А как ты душ принимаешь в этой штуке?

Энджи вздохнула.

— Итак, что тебе удалось выяснить?

Бубба сел на диван и положил ноги в армейских ботинках на кофейный столик. Вообще-то я подобных вещей у себя в доме не терплю, но, поскольку лед сейчас и так оказался тонок из-за этих воспоминаний о Рупрехте, я промолчал.

— От остатков команды Сыра доходят слухи, что Маллен и Гутиеррес ничего о пропавшем ребенке не слышали. Насколько известно, в тот вечер они поехали в Квинси закупать.

— Закупать что? — спросила Энджи.

— Что наркодилеры обычно закупают? Наркотики. Болтают вокруг костра на бивуаке, — сказал Бубба, — что после чертовски сильной засухи рынок должны были наводнить китайским белым. — Он пожал плечами. — Но этого не произошло.

— Насчет этого ты уверен? — спросил я.

— Нет, — сказал он медленно, как будто говорил с умственно отсталым. — Я побазарил с ребятами из организации Оламона. Никто не слышал, чтобы они собирались ехать к карьеру с ребенком. И самого ребенка тоже никто нигде поблизости ни разу не видел. Так что если Маллен и Гутиеррес где-то и прятали Аманду, то на свой страх и риск. А если они в тот вечер ехали в Квинси, чтобы от нее избавиться, это тоже их собственное предприятие.

Бубба посмотрел на Энджи и ткнул большим пальцем в мою сторону.

— Раньше он вроде посообразительней был, тебе не кажется?

Она улыбнулась.

— Пик умственных способностей у него пришелся на старшую школу, так я думаю.

— И еще, — сказал Бубба, — я так и не смог понять, почему меня не убили в тот вечер.

— Я тоже, — сказал я.

— С кем я ни говорил из команды Сыра, все клянутся и божатся, что не имеют к этой истории никакого отношения. И я им верю. Ведь я страшный мужик. Рано или поздно кто-нибудь проговорится.

— Так тот, кто бил тебя трубой…

— …не из тех, кто убивает регулярно и профессионально. — Он пожал плечами. — Такое у меня мнение.

На кухне зазвонил телефон.

— Кто, черт возьми, звонит в семь утра? — сказал я.

— Кто-то, кто не знает, когда мы ложимся и встаем, — сказала Энджи.

Я пошел на кухню и взял трубку.

— Привет, брат. — Это был Бруссард.

— Привет, — сказал я. — Знаешь, который час?

— Да. Извини, что так рано. Слушай, я на тебя рассчитываю. Очень сильно.