Прощай, детка, прощай - [75]

— Если я тебе скажу, узнают, что это пошло от меня, и к утру я буду покойником. — Говоря это, он пятился от нас, выставив перед собой ладони, и на его жирном лице была неподдельная гримаса ужаса.

— В таком случае дай что-нибудь, какую-нибудь надежную зацепку.

— В порядке независимого сотрудничества, — сказала Энджи.

— Независимого чего?

— Тридцать секунд, — сказал охранник.

— Ну, Сыр, что-нибудь!

Он взглянул через плечо, на стены, отделявшие его от воли, и на толстое стекло между нами.

— Да ладно вам, — просительно сказал он.

— Двадцать секунд, — сказала Энджи.

— Слушайте, перестаньте…

— Пятнадцать.

— Нет, я…

— Тик-так, — сказал я. — Тик-так.

— Дружок этой сучки, — сказал Сыр. — Знаете?

— Слинял из города, — сказала Энджи.

— Так найдите его, — прошипел Сыр. — Это все, что я знаю. И спросите, какую роль он играл в тот вечер, когда исчез ребенок.

— Сыр, — начала было Энджи.

За спиной Сыра появился охранник и положил руку ему на плечо.

— Какие бы предположения вы ни строили, — сказал Сыр, — они с действительностью и близко не лежали. Вам, ребята, до истины — как отсюда до гребаной Гренландии. Поняли?

Охранник наклонился над ним и забрал телефонную трубку.

Сыр встал со стула и позволил тащить себя в сторону двери. Охранник открыл ее, Сыр обернулся к нам и, беззвучно шевеля губами, повторил одно слово:

— Гренландии, — и несколько раз поднял и опустил брови. Потом охранник вытолкал его за дверь, и больше мы Сыра не видели.

На следующий день вскоре после полудня на уступе у южной стены карьера Грэнит-Рейл на глубине около пяти метров водолазы обнаружили клочок ткани, зацепившийся за выступ гранита, похожий на пестик для колки льда.

В три часа дня в гостиной у Беатрис и Лайонела Хелен опознала в этом клочке кусок, оторванный от спинной части ворота футболки, которая была на ее дочери в вечер исчезновения. На материи сохранились написанные фломастером инициалы «А. Мк.».

Затем Хелен проследила за тем, как Бруссард убирает розовый клочок в пакет для вещественных доказательств, и стакан с пепси-колой у нее в руке хрустнул.

— Господи, — сказал Лайонел. — Хелен.

— Она мертва, да? — Хелен сжала кулак, вдавив осколки стакана глубоко в ладонь. Кровь крупными каплями стала падать на пол из досок лиственных пород.

— Мисс Маккриди, — сказал Бруссард, — мы этого не знаем. Пожалуйста, позвольте взглянуть на вашу руку.

— Она мертва, — повторила Хелен, на этот раз громче. — Да? — Она вырвала руку у Бруссарда, и кровь закапала на кофейный столик.

— Хелен, ради бога! — Лайонел положил руку на плечо сестре и потянулся к пораненной руке.

Хелен отшатнулась от него, но потеряла равновесие, упала на пол, потом села и, держа одной рукой другую, пораненную, посмотрела на нас снизу вверх. Мы встретились глазами, и я вспомнил, как в доме Малыша Дэвида обозвал ее дурой.

Она не была дурой, она просто ничего не ощущала, как после укола обезболивающего, и потому не сознавала опасности, в которой оказался ее ребенок, и даже осколки стекла, впившиеся ей в ладонь, в ее сухожилия и артерии, не причиняли ей боли.

Впрочем, через несколько минут боль все-таки появилась. Хелен выдерживала мой взгляд, и в это время ее глаза потускнели, раскрылись шире, и до нее дошла суть происшедшего. Это было ужасное просветление, переполняющее осознание показалось в ее зрачках, а с ним и понимание того, чего стоило ее небрежение дочери, какой ужасной боли она подвергла ребенка, какой кошмарный опыт пришлось переварить его детскому сознанию.

Хелен открыла рот и почти беззвучно завыла.

Она сидела на полу, кровь из ран на ладони капала на джинсы. Тело сотрясалось от раскаяния, горя и ужаса, голова запрокинулась на спину, и потому казалось, что она смотрит в потолок. Слезы катились из глаз, она сидела подобрав под себя ноги, покачивалась и беззвучно выла.

В шесть часов в тот же вечер, еще до того, как мы успели переговорить с Буббой, он вместе с Нельсоном Феррари вошел в бар, принадлежавший Сыру, в Лоуэр-Миллс. Двум наркоманам и бармену велели устроить себе обеденный перерыв, и через десять минут все, что было в баре, вынесло взрывом на находившуюся перед ним автостоянку. Два сиденья, связанные со столиком между ними, вылетели через вход и угодили в «хонду-аккорд» члена здешнего городского управления, которая была незаконно припаркована на месте, предназначенном для стоянки машины человека с ограниченными физическими возможностями. Пожарные, прибывшие на место взрыва, вынуждены были работать в кислородных масках. Взрыв оказался таким мощным, что выбросил из бара на улицу почти все, в нем самом почти нечему было гореть, зато в подвале пожарные столкнулись с полыхающим нерасфасованным героином. Первых двоих, вошедших в подвал, вскоре стало рвать. Тогда пожарные отступили, дали героину догореть, после чего, находясь в относительной безопасности, закончили свою работу.

Я бы попытался передать Сыру, что не успел переговорить с Буббой, что он, взрывая бар, действовал, пребывая в неведении, но в половине седьмого в тюрьме Конкорд Сыр поскользнулся на только что вымытом полу. Ужасно неудачно поскользнулся. Он как-то так ухитрился потерять равновесие, что перелетел через поручень ограждения третьего яруса и упал на каменный пол, причем приземлился на свою огромного размера желтоволосую голову, которая несла немало всякой чепухи, и умер.