Прощай, Ариана Ваэджа! - [49]

…А в гостиной продолжал играть граммофон, извергая заключительные аккорды и нагнетая экспрессию в последний акт спектакля. Яростные удары литавр, барабана и струнных разрушали целомудренность музыкально-хореографического образа и наполняли его дисгармонией…

Глава 18

За три дня до экспедиции.

Вера вернулась домой глубоко за полночь. Тихонько нырнула в душевую комнату, потом переоделась. О том, как прошло время до рассвета, можно было бы рассказывать в отдельном романе — оно тянулось до бесконечности, как сера лиственницы и выпило без остатка все ее силы… Сначала провалилась в пропасть забытья, но почти сразу очнулась и до самого восхода солнца наблюдала за движением круглолицей луны, заглядывавшей в незашторенное окно. Сил не было не только встать и задернуть портьеры, не только отвернуться от светлого проема, окантованного темно-бордовым бархатом, кажущимся в ночи зловеще-черным, но и просто пошевелить рукой.

Наступившее утро не принесло радости. Закрывшись на задвижку, Вера не выходила из комнаты, демонстрируя желание побыть наедине. Хотелось разобраться в своих чувствах, понять свой поступок, да и… просто подумать — что делать дальше? В душе кипела ненависть к самой себе за проявленную слабость… А может, это была и вовсе не слабость? Тогда что? Упрямство? Да-да, мама считала ее непокладистой… Или расчетливость? Захотела занять пьедестал, принадлежавший Полине? Нет ничего проще, чем заполучить место шахматной королевы, потерпевшей поражение! Труднее отвоевать у нее эту позицию! А может, просто… распущенность! Ну да, конечно же!

Снова забились пульсирующие жилки: «Вчера! Вчера! Вчера! Вчера! Твой бойкий разум выдал скерцо! Вчера! Вчера! Вчера! Вчера! Ты не спросила свое сердце!».

Сердце ответило учащенным ритмом: «Тук-тук, тук-тук!». Возбужденное больными домыслами, оно тщетно пыталось успокоиться.

— Верочка! — постучалась в дверь Любовь Ильинична. — Что случилось?

За дверью висела напряженная тишина.

— Кто-то обидел?

Тишина продолжала висеть.

— Ты даже не позавтракала. Может, хотя бы чаю?

«Мама, какой там чай, — мысленно вступила с ней в разговор Вера. — Меня так тошнит… И пустота… Страшная пустота… Вся моя сила словно вычерпана до последней капли… Вся моя кровушка словно высосана темным вампиром… И лежит на кровати мое безжизненное тело, похожее на дряблый лимон… Словно выжатый лимон… — это сейчас обо мне, потому что я отлично понимаю смысл этого выражения…»

Любовь Ильинична вздохнула и отошла от двери, убежденная в том, что ее дочь если уж что и задумала — то до конца будет стоять на своем. Упрямая… Вся в отца. Кстати, он ведь на днях приезжает, так что… пусть поговорит с дочерью… по-мужски…

Через пару часов позвонила Лиза Карамод:

— Все ли в порядке с Верой? Я за нее беспокоюсь, потому что вчера…

— А что было вчера? — переспросила Любовь Ильинична. — Уж не заболела ли она?

— Нет-нет, что вы!

Лизавета не готова была к такому разговору и пошла по традиционному пути — говорить как можно меньше, чтобы не дискредитировать свою подругу в глазах матери:

— Мы вчера прошлись немного пешком, вот, видимо, и устала она… Я попозже загляну к вам, хорошо?

* * *

Арбенин пришел в полдень. Она знала, знала, что он придет! Только… не была уверена, что именно сегодня. Ей казалось, что он специально загрузил себя подготовкой к экспедиции, чтобы оттянуть время встречи.

Характерный стук в дверь, присущий только ему, заставил девушку вздрогнуть. «Что делать? — билось в висках. — Если не открыть, то это будет нонсенс…». И она резко поднялась с кровати. Как хотелось снова надеть королевский беж от мадам Аннет, но он… казался ей поруганным и окончательно убитым… Поэтому набросила на себя розовое платье, в котором была с Лизаветой в театре. Домашние матине? Фу, не для этого случая!

Отодвинув задвижку, она продолжала стоять у двери, разглядывая гостя. С одной стороны, очень хотела его увидеть, хотя бы разок до отъезда! Ну, а с другой, опасалась, что именно эта встреча расколет их хрустальные отношения, если, конечно она, Вера, проявит несдержанность или чрезвычайную откровенность.

— Верочка! — чуть взволнованно произнес он. — Какая ты сегодня красивая! Словно розовая дива… Только почему такая бледная? Мама сказала, что заболела… Что случилось?

— Ничего особенного! Вчера немного устала…

Он слегка обнял ее и попытался дотронуться губами до лица, но она, словно пантера, мягко вырулила из его объятий:

— Потом… Потом… У меня голова…

— Мигрень?

— Да нет! Кружится…

— Ты ничего сегодня не ела, вот и слабость… А я зашел, чтобы забрать тебя на обед. Посидим в ресторанчике… Помнишь, у набережной? Я ведь уже уезжаю… Ты не забыла?

— Я ничего не забыла, Николя… — еле слышно произнесла Вера, словно опасаясь нарушить легкую приятную атмосферу, обволакивающую ее. Ровный бархатный тембр его голоса, задушевный и волнующий, в котором не чувствовалось ни напряжения, ни фальши, начинал сводить с ума.

— Я ничего не забыла! — повторила она немного громче, испугавшись накатившей волны притяжения.

— Хорошо-хорошо! Ты только не волнуйся.

Он сделал несколько шагов до кресла-качалки, потом, видимо, передумал, потому что вспомнил о том, что это ее любимое место, и присел на диванчик-канапе у туалетного столика. Вера поняла, что это визит не из серии «заглянул на минутку», а из разряда «пришел надолго» и устроилась в своем кресле, слегка развернув его, чтобы быть лицом к гостю.