«Прощание славянки» - [43]

«Кардинал» специально нажал на слово «успели». Он давал нам какой-то шанс.

— Я не понимаю, о чем речь, генерал. У меня нет хозяев, — спокойно сказал Константин.

Дмитрий Миронович у окна вскинулся и закрутил возмущенно крашеной головой. Он действительно был очень похож на выскочившего из норы испуганного сытого суслика.

«Кардинал» ногтем постучал по спинке своего стула.

— Я говорю о тех людях, которые заказали вам эту мебель.

Константин посмотрел на стул, будто видел его впервые.

— Какие же они хозяева? Они мои деловые партнеры.

— Это вы про француза, Константин Николаевич? Про профессора? — уточнил «кардинал».

— Ну. И про него тоже.

— А кто же еще?

— Мебель заказали родственники барона Геккерна, — объяснил Константин. — А профессор был просто посредником. Моя фирма уже имела с ним отношения по делу Пушкина…

— По делу? — улыбнулся «кардинал».

— Ну да. Наш фонд спонсирует пушкинский юбилей.

— Вы знали про загадку этого гарнитура?

— Какая там загадка? — искренне удивился Константин. — Родственники ищут принадлежащую им по закону собственность. Я ее случайно нахожу. Они переводят деньги. Я ее покупаю. А вы меня кидаете. Это вы называете загадкой?

«Кардинал», задумчиво улыбаясь, глядел на него. Дмитрий Миронович сказал от окна:

— А советник? Советника-то он зачем сюда притащил? Спросите у него, генерал, про советника!

— Да-а, — развел руками «кардинал». — С советником неувязочка вышла.

— Почему? — не согласился Константин. — Когда я в Пулкове снял с самолета Адика, он мне сказал, что за гарнитур его советник по культуре отвечает. В его офисе я нашел адрес советника и пришел к нему мебель назад требовать. Какая Же тут неувязочка?

Я понял, что Константин спасает меня. Он ни слова не сказал о моих подозрениях, о моих гипотезах. А может, и правда они для него не имели никакого значения? Как бы то ни было, про бумаги я должен тоже молчать. Это я понял четко.

«Кардинал» придвинул свой стул вплотную к стулу Константина.

— Константин Николаевич, если не секрет, сколько вы за гарнитур заплатили?

— Какой секрет? — хмыкнул Константин. — Во сколько оценщик оценил, столько и заплатил.

— Двадцать тысяч?

— Вы же сами все отлично знаете!

— А знаете, во сколько он нам обошелся?

Константин посочувствовал «кардиналу».

— Наверное, побольше. Адик — сучило и вас нагрел, и меня…

— Сто тысяч зеленых мы за него заплатили! Сто! — на ухо Константину признался «кардинал».

— Переплатили, — возмутился Константин. — Здорово переплатили. Хорошо он вас нагрел. Круто вы лопухнулись.

Дмитрий Миронович как-то боком подпрыгнул у окна. И затих.

— Думаете, лопухнулись? — тихо смеялся «кардинал». — Но мы ведь не за гарнитур платили. Мы платили за бумаги барона Геккерна.

Константин искренне удивился:

— Ну да? А откуда вы узнали, что они там?

— От Адика.

— Ну да? — Константин бросил быстрый взгляд на меня. — А мне-то он почему ничего не сказал? С меня-то он взял точно по оценке. Оценщик опись составил — я заплатил… Когда же Адик про бумаги узнал?

Дмитрий Миронович не выдержал и пошел от окна к столу. «Кардинал» пошел ему навстречу.

— Одну минуту, Дмитрий Миронович! Одну минуту!

«Кардинал» хитро улыбнулся ему, вежливо отодвинул его от стола и сам опустился в мягкое хозяйское кресло.

— А про бумаги, Константин Николаевич, Адик узнал от оценщика.

Константину очень хотелось взглянуть на меня, очень хотелось, но он взял себя в руки и отвернулся к окну.

— Опять непонятка! Если оценщик знал, что там такие ценные бумаги, зачем же он опись на двадцать тысяч подписал?

И «кардинал» от меня отвернулся, тоже глядел в окно.

— О том, что в гарнитуре бумаги, оценщик узнал уже после того, как он подписал эту опись. После!

На меня мрачно уставился, засунув руки в карманы, небритый мальчик. Константин поймал его взгляд.

— От кого же он получил такую информацию?

И «кардинал» отвернулся от окна и уставился на меня.

— От вашего советника, Константин Николаевич. От него. Непосредственно.

Они все смотрели на меня. Я опустил голову.

И «кардинал» за меня начал рассказывать про тот кошмарный синий зимний вечер. Знал он все досконально.

— Оценивали гарнитур двое. Анатолий Миронович и этот… конспиролог. Как только оценщик понял, чей это гарнитур, историк подлетел к нему и подмигнул многозначительно…

Я вспомнил, что я действительно подмигнул оценщику. Но подмигнул-то я ему только потому, что уже давно глядел на желтые окна ресторана, на той стороне улицы. Я ужасно хотел выпить и подмигнул ему — кончай свою ерунду! За окном есть дела поважнее. Разве я мог знать, как поймет меня оценщик.

— А когда они вышли на улицу, историк затащил его в кабак и заставил с ним пить. Оценщик вообще не пил. У него язва. Но историк был очень настойчив, и оценщику пришлось пить. А историк вдруг стал рассказывать оценщику, что Россию погубили жидомасоны!…

Это была неправда! Не об этом я говорил.

Я рассказал ему про свою рукопись. Он меня так внимательно слушал. А я говорил, говорил… Я был счастлив, что кому-то интересно меня слушать… А потом он неожиданно спросил меня про барона. И я рассказал ему все, что знал… Оценщик слушал меня очень внимательно, а потом спросил: «Вы думаете, барон был шпионом?» Я не был тогда уверен в этом. Но заказал еще коньяку и стал рассуждать вслух. Про дуэль Пушкина, про волнения в Петербурге после его смерти, про гвардейские патрули на улицах, про его странное отпевание, назначенное в Исаакиевской церкви, но тайно перенесенное в Конюшенную… Про секретные бумаги Геккерна, которые он оставил в России, а потом требовал у Нессельроде их вернуть. Но так их и не получил… И тогда оценщик сам спросил меня о гарнитуре: «Вы думаете, там что-то есть?» Я уже был хорош, конечно. Я засмеялся и ответил ему загадочно: «А почему бы и нет?» Как он посмотрел на меня после этих слов! Как он на меня посмотрел! А я в душе смеялся. Потому что думал, что шучу, что просто играю на его интересе…