Прощание с империей - [2]

Потом с нами что-то происходит, и мы долго идём молча. Пауза становится мучительным испытанием. Так мы медленно обходим весь парк…

Незаметно для себя, оказываемся возле круглой беседки у павильона Концертного зала. Это самая любопытная постройка Джакомо Кваренги, которая создавалась «руиной», с трещинами и битой обнажённой кладкой. Сюда добавили привезённые из Италии мраморные элементы исторического декора. Здесь это буднично называлось «Кухней», хотя по виду больше напоминало италийский погребальный склеп. Причудливая забава стареющей русской императрицы. Мы берёмся за руки и обходим его вокруг. Почти сразу сталкиваемся с обезглавленной фигурой римского консула. Это не акт вандализма по отношению к высшему государственному лицу. Консулы в Риме избирались сроком всего на один год, и здесь ему просто меняли голову. Такой непривычный для нас пример вдумчивого европейского прагматизма. В Царскосельском парке консула можно было оставить без головы. Мы посмотрели на его укороченную мраморную фигуру и стали думать, на кого он таким сегодня похож…

Нам захотелось заглянуть внутрь этого чудного павильона. Дальше не было никакой тайны. За его дверью сидел толстый охранник и пил чай с бутербродами. Уютно устроиться можно даже в могильном склепе…

Темнота опустилась быстро, потом пошёл сильный дождь. На лобовом автомобильном стекле потоки воды из жидкого цвета фонарей. Дворники с трудом двигались в своем синхронном танце. Чем дальше вперед, тем больше яркого света. Он ударил нам в глаза ослепительной вспышкой, звуком автомобильного сигнала вонзился в уши. На вантовом мосту колёса внезапно оторвались от земли, и мы как бабочки снова полетели к свету…

Подснежники февраля

Они встретились в метро на «Садовой», где собирались ехать в разные стороны. Неизвестно, кто из них тогда увидел друг друга первым, что испытал при этом. Теперь он не отпускал её руки. Ему казалось, что если сделает это, она снова исчезнет. Во всём остальном они не отличались от окружающих. Так же, как все, обменивались ничего незначащими фразами. Правду за них говорили глаза. Ведь они не виделись пять лет…

– Не исчезай, любимая…

– Конечно, он ждал этой встречи.

– Она по-прежнему любит меня…

– У него появились новые морщины возле глаз. Наверное, опять много работал за компьютером.

– Кажется, она стала по-другому красить свои волосы.

– Ему идёт эта борода, новый образ…

– Нет, она совсем не изменилась…

Наверное, их глаза тоже немного лгали, потому что они оба успели за это время постареть и прекрасно знали об этом. Другое дело, что их любовь многого не замечала, ей просто не было до этого никакого дела. Тогда у них случилась странная размолвка. Господи, у кого в жизни этого не бывает? Её причину сейчас даже трудно вспомнить. Кажется, она немного задела его самолюбие. Так ли это важно было теперь? Люди всегда умели объясняться и прощать друг другу. Она решила для себя, что позвонить первым должен обязательно он. Она вообще никогда не звонила ему первой, и это было одним из её многих жизненных правил, через которые никогда не переступала. Он тогда ей не позвонил. Может, не считал её правой? Потом обида легко забылась, но к тому времени прошла уже целая неделя. Звонить становилось неловко, как он ей объяснит? Каждый день он придумывал себе веские причины и обстоятельства, потом сам же отвечал себе за неё и вся сооруженная им конструкция, сразу разваливалась. Для начала разговора ему опять был нужен какой-то повод. День шёл за днём, возобновлять общение становилось труднее. В общем, он ей тогда больше не позвонил.

С тех пор они совсем перестали видеться. В большом городе такое сделать не трудно. Люди в мегаполисе легко растворялись среди улиц и терялись каждый день. Теперь они сидели рядом в кафе, а мимо них за стеклянной стеной куда-то деловито спешили незнакомые им люди. Они нечего не теряли, никого не искали и твёрдо знали, куда сегодня следовало дальше идти. Он и она никогда не были уверены в себе, часто ошибались и путались. Он по-прежнему держал в руках её ладонь, она была мягкой и послушной ему. Так им было лучше, и это сейчас оказалось единственным, что они оба знали наверняка.

– Знаешь, всё это время я продолжала говорить с тобой. Даже написала тебе одно очень длинное письмо, которое потом так и не отправила.

– Почему ты просто не позвонила мне?

– Я не была уверена, что нужна тебе.

– Мы же всегда любили друг друга.

– И при этом могли расстаться и легко всё потерять.

Он хотел спросить, как она жила без него все эти годы, но не сделал этого. Такого не спрашивают, это было нужно чувствовать самому. Он вздохнул и повернулся к официанту: «Нам, пожалуйста, два «американо». Нет, спасибо, больше ничего не нужно».

– Теперь ты сам можешь прочитать моё послание. Называй его, как хочешь, дневником или продолжением нашего диалога. С ним мне казалось, что расставания не было.

Она положила перед ним листы бумаги, исписанные её мелким красивым почерком. Его внезапно охватило волнение, словно он вторгался в чужую тайну, но здесь в каждой строчке говорили только с ним. Значит, это было продолжением их мысленного разговора, который он всегда вёл с ней на страницах своих книг. Каждый раз это было посвящением любимому человеку.