Прощание с Днем сурка - [17]

— Все, встали. Сейчас главный двигатель отобьют (приведут в состояние, готовое к запуску) — и надо двигать.

Наступила тишина, когда постепенно умерли все звуки ходовых механизмов. Мы сидели в молчании и крутили глазами туда — сюда. Снова хотелось пить. Вдруг Стюарт показал мне полукивком головы в сторону щели. Я, холодея, обернулся и увидел луч света, который дергался по борту. Потанцевал слегка и потух. Послышались голоса. Невидимые нам бандиты разговаривали между собой: кто-то подобострастно хихикал, кто-то виртуозно страдал метеоризмом. Наконец, голоса удалились и резко смолкли — ушли за переборку.

Мы разом выдохнули из себя весь воздух, окаменевший в легких. На лбу выступили крупные капли пота. Я пихнул Стюарт в бок:

— Видал?

Тот ответил мне зловещим шепотом:

— Тихо. Помолчим минут пятнадцать — двадцать. Пусть они выгрузкой начнут заниматься.

Мы просидели почти час — трудно было решиться вылезти отсюда, где мы в безопасности. Относительной, конечно.

— Ну что ж, прощай, Стюарт, на всякий случай. Пошли!

— Прощай, друг! Пошли! Да поможет нам бог!

— С богом! — я неожиданно для себя перекрестился. Приобнял Стюарта за плечи и вылез наружу. Пригнувшись, огляделся и прислушался — все спокойно. Сзади мне кто-то положил руку на предплечье. Я чуть из одежды не выпрыгнул, глотнул воздуха и обернулся к электромеханику. Он показал мне жестом, что двигаться нужно к ЦПУ со стороны аварийного выхода. Я мелко — мелко закивал, как смеющаяся собака, и мы чуть ли не на цыпочках пошли, стараясь держаться самых затененных участков.

— Если кто и остался в машине, то он должен быть здесь, — Стюарт головой указал на звуконепроницаемую дверь. Достал из-под компрессора увесистый кусок трубы.

— Погоди, — говорю. — Сейчас создадим у двери подозрительный шум, кто-нибудь обязательно выглянет разобраться. Если он там не один, то, разобравшись в безобидности, обязательно крикнет другому, что все в порядке.

— Или другим.

— Тогда нам придется очень сложно. Но не думаю. Что здесь нескольким человекам торчать — ведь все вроде бы в порядке?

— Ладно. Делай.

Я достал из какой-то ниши туго скрученный в обруч трос, положил его перед компрессором, типа он с него только что упал. Почему трос должен был упасть с этого агрегата, и вообще, зачем он на нем должен был висеть — пусть плохие ребята головы ломают, а я пнул дверь ногой и спрятался в тени.

Спустя некоторое время калитка в ЦПУ приоткрылась, потом после некоторой паузы высунулось автоматное дуло, следом, спустя пару секунд, высунулась лохматая голова. Эта часть человека позыркала по сторонам, потом обнаружила, типа источник непонятного шума. Бандит, держа дверь в открытом положении вытянутой рукой, пнул трос ногой, но ничего никому в помещение не крикнул. Еще немного для острастки поводив автоматом, собрался вновь вернуться в тишину и прохладу, как сзади и чуть сбоку материализовался тропический кошмар в виде электромеханика Стюарта с занесенным над головой обрезком трубы. Спустя мгновение англичанин сказал свое «бум».

* * *

Все это я вспоминал, пока вокруг нас не сомкнулась ночь, вот-вот уже собирающаяся удивить мир новым восходом. Нас несло течением, но мы как-то не решались завести мотор, да и даже разговаривать не хотелось. А вот телефоном воспользоваться не помешает. Я достал свой «Сименс», благополучно миновал всякие там пин-коды, но зацепиться за зону покрытия любых местных операторов не удалось. Телефон раз за разом выдавал, как бы извиняясь, свой «поиск сети».

— Может все — таки поедем, связь поищем? А, Стюарт?

— Да я, в принципе, не против. Только куда ехать-то?

— Греби, старина, на восход!

— Да ну его в пень, этот восток! Пошли-ка на запад!

— Не возражаю. Пусть будет так. Греби на закат.

Мотор рыкнул вполголоса и дисциплинированно завелся. Шума — мизер, спасибо конструкторам!

Между тем начало активно светать, проявились очертания земли, от которой мы медленно удалялись. Впереди по курсу намечалось некое подобие тумана. Возможно там тоже суша, но так далеко, что и не видать. Мотор урчал, Стюарт рулил, моя нога почти не болела, если ее не тревожить, голова перестала ощущаться чужеродным предметом на плечах. Спать тоже пока не хотелось — напряжение минувших полусуток пока не отпускало. Абсолютный штиль, будет сегодня от солнца солнечных зайчиков в подарок. Лишь бы они, эти зайцы, без ударов, тоже солнечных, появились. Светило, как то водится в это время суток, было красным — красным, круглым — круглым и неторопливым. Зависло над самой водой, не спеша в свой небесный путь. Это садится оно в мгновение ока, испустив секундный зеленый луч, будто лишаясь маскировки: не золотое, а изумрудное. Да, после такого дневного пекла, закат выглядит, как обморок.

Каждый из нас подумал: «красота!», но промолчал. Среди моряков не принято восторгаться морем вслух, мы же не туристы. Вода из масляно — черной стала проявлять другой цвет: бирюзовый. Ощущение бездны под ногами усиливается лучами солнца, пробивающих эту абсолютную чистоту и прозрачность: все просматривается, но дна не видать. Глубина манит, сердце выдает паузу в ритме, дыхание прерывается. Недаром чаще всего за борт выбрасываются в утренние часы, на восходе, когда солнце еще не успевает насытить веселыми бликами волны. Просто самоубийцы проигрывают старую, как мир игру, кто кого переглядит? Должно быть это правда, что, если ты всматриваешься в бездну, то и она всматривается в тебя. Этот ответный взгляд, как гипнозом, внушает мысль о твоей никчемности, незначительности, создает ощущение микроба в стакане воды. Такая тоска! Но вот подмигнул с волны первый солнечный зайчик, и тоскливая обреченность отхлынула, как прибой с берега. А жизнь-то прекрасна! А этот блеск осколков света на морской шири так радостен, что хочется закричать: «эхехехехэййааа!», не оборачиваясь, а вдруг кто слышит. Мысли возвращаются в прежнее русло, что надо куда-то успеть, что-то сделать, кого-то найти… Суета.