Прощание с детством - [84]

Даша некоторое время посидела на полу в прихожей, прислонившись спиной к стене. Она внимала приятной тишине, царившей здесь, улавливала полутона всевозможных звуков, нарушавших ее. У нее создавалось впечатление, что можно услышать, как горит синее газовое пламя на плите под «туркой» с шоколадом.

В тягучем теплом воздухе разлилось волшебство с привкусом вечного детства, теплый свет, пронизывавший ее насквозь. Она стала случайной гостьей какого-то другого мира, совсем не похожего на тот, в котором она выросла, который окружал ее всю недолгую смешную жизнь.

Ее учили жить по правилам, которые были механизмами, шестеренками устройства ее вселенной, неслышно двигавшимися в космической тишине. Нарушить правила — значило сломать ход времени, ход событий, бросить вызов. Но Юра и такие как он не нарушали правил — они просто не создавали их для себя. Он был из среды тех людей, к которым Дашу всегда учили относиться с уважением, но опаской — людей отчаянных, творческих, погруженных в искусство или науку, балансировавших на грани двух миров. К этой среде относились нищие поэты, спивавшиеся художники и писатели, павшие до бульварных романов, так и не нашедшие издателей для воистину великих книг. Эти люди прекрасны, но опасны. У них в голове — космос. А что там в этом космосе, в этих глубинах водиться лучше не знать и не интересоваться. Тем более ей. Серому мышонку. Она окончит школу, какой-нибудь университет и выскочит замуж за такого же среднестатистического человека, потеряется в бесцветной серой массе… Или будет сидеть на этой тесной кухне, где царит страшный бардак и влюбленно смотреть, как Юра разливает по чашкам, расписанным его подругой-художницей, горячий шоколад.

Некогда Юра был аспирантом университета, в котором училась Настя, пока не бросил учебу на предпоследнем году обучения. Если бы он сделал это раньше, они бы никогда не познакомились. Все было бы проще. Даша никогда бы не оказалась в этой квартире, никогда бы не приоткрыла волшебный занавес совсем иного мира. Сладкого, манящего, околдовывающего… Как и теплые глаза человека, с которым они молча пили горячий шоколад, разговаривая на другом, бессловесном языке. Страшно представить, что всего этого могло бы и не быть! Они бы просто никогда не узнали друг друга…

«Пусть это мгновение не кончается» — думала Даша. Ей не нужно было ничего больше. Ей было светло и радостно, как за несколько мгновений до нового года, когда даже самый закоренелый и отчаянный циник всем своим естеством ждет чуда. Как будто сейчас и в правду произойдет что-то доброе, сказочное, волшебное…

За окном уютно кружились пушистые снежинки. Зима вернулась, чтобы попрощаться с засыпающим городом.

— Согрелась? — лукаво спросил Юра.

Даша немного испугалась. Сейчас ее лицо преображал все тот же яркий румянец, который так часто менял все ее черты, делая ее похожей на фарфоровую куклу. Глаза становились ярче и теплее, в них зажигались сотни удивительных огоньков, мерцавших, как ночной город из окна самолета. Губы так чувственно приоткрывались, как створки раковин, и по ним скользила странная, мечтательная улыбка. Такой Даша никогда не видела себя в зеркале. Такой сейчас видел ее Юра и любовался ее хрупкой и чистой красотой.

— Ну да, — кивнула Даша задумчиво и разочарованно поставила на стол опустевшую кружку, стала разглядывать рисунки на ней. Ромбики, чередующиеся с черными кошками, хаотично разбежавшимися по белой керамике.

— Готова приступить к делу? — Юра тоже закончил с горячим шоколадом и был полон энтузиазма, который внушал девушке опасения. Она жалела о том, что сама попросила его об этом, но ей так хотелось найти повод провести с ним немного времени наедине, без Насти…

Даша снова кивнула. Они пошли в комнату.

Там царил полнейший разгром. Всюду были навалены стопки книг, альбомов, журналов, столпились чашки с недопитыми чаем и кофе, но вместе они создавали картину идеального уюта. У Даши и не возникало мысли вынести все это и расставить по местам, потому что она знала: так должно быть. Она легко приняла эту истину, не требовавшую объяснения, как ту, что в квартире, где они жили с мамой, папой и Настей, всегда должно быть идеально чисто.

— Юра… — робко обратилась девушка, пока он освобождал ей место на диване, переставляя оттуда на пол старый патефон, — пожалуйста… поиграй мне на пианино…

Мужчина обернулся, одарил ее короткой улыбкой.

— Может не стоит?

Даша была неумолима. Юре пришлось убирать книги с клавиш старого фортепиано «Саратов», на котором возлежал вековой слой пыли. Он коснулся избитых клавиш сначала неуверенно, прислушиваясь к их звуку, потом приподнял крышку и заглянул внутрь и только после извлек из молчащих струн мажорную гамму. Когда-то Даша отходила три года в музыкальную школу, ломая руки и себя в классе домры. Ничем хорошим это не кончилось — все в ее семье быстро поняли, что великим музыкантом она не станет.

Юра был самоучкой. У него очень сильно страдала техника, за такую постановку рук его бы нещадно били по пальцам учителя фортепиано. Но он играл так вдохновленно, как не играют многие мастера и профессионалы, посвятившие этому годы. Музыка обволакивала Дашу, уносила прочь, заставляла пропускать через себя каждую ноту, каждый звук. Девушка как будто растворилась в воздухе, вдруг наполнившемся красотой и гармонией, стала частью некого таинства.