Прощание с детством - [61]

— Ну и хорошо, — улыбнулась молодая женщина, и он подумал, что ей очень идет улыбка. Ее личико сразу же преображалось, становилось моложе, ярче, глаза загорались теплым светом, напоминающим угольки костра. Было хорошо и спокойно. Хотел бы он такую мать, а не ту, которая ждала его дома.

— Я пойду… — пролепетал парень, чувствуя себя неловко и глупо, но Татьяна Георгиевна и не спешила освобождать ему дорогу.

— Нет… останься, Коленька, — попросила она и преодолела разделявший их шаг. У нее такие нежные губы, мягкие, пухлые, целовать одно удовольствие, как будто ешь пирожное с кремом. А пирожные Коле перепадали редко, разве что если он сам добывал деньги и покупал. Или просто крал, когда был помладше.

Ее теплое тело, гладкая как у ребенка кожа… Ну что за глупость! Бежать нужно, пока не поздно.

— Я так скучала, — призналась Татьяна Георгиевна, отрываясь от поцелуя. Ресницы ее были полуприкрыты, она выглядела мягкой и расслабленной, как ласкающаяся кошка.

— Я тоже, — без смущения соврал Коля.

Глава третья

Соня выскочила на крыльцо и высоко запрокинула голову, подставив лицо хмурому серому небу. Ей хотелось почувствовать кожей хоть немного тепла, ощутить прикосновение солнечных лучей, но вместо этого ее встретил порыв сильного северного ветра. Он растрепал волосы, выбившиеся из-под смешной вязанной шапки и проскользнул под одежду, обдав ее волной космического холода. Соня обняла себя за плечи, потому что больше некому было.

— Давай поиграем в снежки? — предложила девушка Даше, которая вышла из здания следом.

Январский мороз окрасил щеки подруги алым румянцем, отчего все в ней преобразилось. Соня невольно залюбовалась ей, неистово удивляясь про себя, как Даша может считать себя серой мышью. Но спорить с ней было бессмысленно.

— Ну, Сонька… — протянула «серая мышь» немного недовольно и нахмурилась, — слишком холодно… да и я тороплюсь домой.

— Что-то случилось? — заботливо спросила Соня. Они пошли рядом по дорожке, не убранный ленивым дворником снег под ногами приятно хрустел. Как же Соня любила этот звук, с самого детства.

— Да нет, — отмахнулась Даша.

— Тогда может подождем ребят? — нашлась Соня, которой ужасно не хотелось возвращаться в опустевшую квартиру, в руины семейного гнездышка и иллюзии благополучия. Отец живет теперь у бабушки, мать, практически, на работе. Как будто они собрались разводиться не с друг другом, а с ней.

Даша скривила недовольную рожицу.

— Они что-то копаются, — отмахнулась она. Соня хмыкнула и обернулась в сторону школьного крыльца, откуда вышли легкие на помине Миша, Саша и Лариса. Они что-то живо обсуждали и смеялись так беззаботно, что Соне захотелось сбежать к ним от поскучневшей Дашки.

— Да вот уже идут, — заметила она. Даша обреченно вздохнула. Они поравнялись с компанией и вместе дошли до перекрестка, на котором все шли в разные стороны — парни вправо, Лариса через дорогу, а Соня с Дашей влево.

— Даш, у тебя точно все в порядке? — осторожно поинтересовалась Соня, когда ей надоело идти молча, слушая один только скрип снега. В подруге читалась какая-то перемена, она смотрела себе под ноги, не обращая никакого внимания на присутствие подруги и волосы, торчавшие из-под большого белого берета на ее голове мешали видеть выражение ее лица.

— Точно, — буркнула она и все-таки посмотрела на Соню.

Что-то было не так. Соня это чувствовала и подтверждение она увидела во взгляде.

— Почему ты не хочешь погулять со мной? — совершила еще одну попытку что-то выведать Соня, — ты на что-то обиделась?

— Да нет же. Я просто тороплюсь домой.

— Потому что там Юра?! — вырвалось у Сони и обе девушки остановились. У каждой из подруг были на то свои причины.

Они молчали и слушали, как в школьном дворе галдят младшеклассники, играя в снежки, как из открытого окна отечественного автомобиля с тонированными стеклами орет музыка. Дешевая, некрасивая музыка, созданная для того, чтобы орать из вот таких вот автомобилей. Соня никогда не слышала, чтобы из них доносились Моцарт или Вивальди и была несказанно этому рада.

У каждой вещи в этом мире есть свое место, есть свое место и у каждого человека.

— И что с того? — наконец-то нарушила затянувшуюся паузу Дашка. Черты ее обострились, стали такие злые, колкие, как у собаки, которая готова укусить того, кто протянул ей руку с неизвестными, сомнительными намерениями.

— Ничего… просто… ты уверена, что поступаешь правильно? — медленно произнесла Соня и все-таки заставила себя сдвинуться с места. Она не привыкла читать кому-то мораль, но сейчас она отчего-то считала себя правой. Она пыталась представить, как бы поступила, окажись в такой ситуации, но у нее не получалось. Ничего похожего с ней никогда не было и едва ли будет иметь место быть. У нее просто в голове не укладывалось, как можно любить чужого человека. Чужого не потому, что он тебе неприятен и непонятен, а потому что он принадлежит кому-то другому, близкому тебе. Или никто никому не принадлежит? Люди не вещи, чтобы вешать на них ярлыки и передавать из рук в руки или напротив забирать себе, без права пользования для других. Соня сама запуталась в собственных рассуждениях.