Прощальный вздох мавра - [106]

Ума, Ума. Я так по ней тосковал. Я переживал настоящую наркотическую ломку, ночью ощущал, как ее фантомное тело шевелится под моей увечной рукой. Однажды, когда я засыпал (уныние не мешало моему крепкому сну), мне пригрезилась сцена из старого фильма с Фернанделем, в которой, не зная, как будет по-английски «женщина», он рисует руками в воздухе изгибы женской фигуры.

Во сне я превратился в его собеседника.

– А, понятно, – кивнул я. – Бутылка кока-колы.

Мимо, покачивая бедрами, прошла Ума. Фернандель, проводив ее глазами, ткнул большим пальцем в направлении ее удаляющихся ягодиц.

– Моя бутылка кока-колы, – сказал он с законной гордостью.

x x x

Повседневная жизнь. Аурора изо дня в день работала, но меня больше не допускала в мастерскую. Авраам бывал занят допоздна, и когда я однажды спросил его, почему я так надолго задержался в мире детских задниц, – я, которому отпущено так мало времени! – он ответил:

– Слишком уж многое в твоей жизни шло быстрей, чем нужно. Теперь полезно будет чуть затормозиться.

Проявляя молчаливую солидарность, он перестал играть в гольф с УМОЙ Сарасвати. Может быть, ему теперь тоже недоставало ее разнонаправленных чар.

Тишина в раю; тишина и боль. Госпожа Ганди вернулась к власти и сделала сына Санджая своей правой рукой, чем доказала, что в делах государственных моральные принципы не играют никакой роли – только родственные отношения. Мне вспомнились «индийские вариации» Васко Миранды на тему теории относительности Эйнштейна: Все относительно – то есть все благодаря родственным отношениям. Искривляется не только луч света, но и все остальное. Ради добрых отношений можно искривите точку, искривите истину, искривите критерии назначения на должность, искривите закон, "^"равняется «эм», умноженному на «ка квадрат», где «дэ» – династия, «эм» – общая масса родственников, а «ка», конечно, коррупция, которая является единственной мировой постоянной, – ведь в Индии даже скорость света меняется в зависимости от накладных расходов и скачков напряжения в сети. Отъезд Васко сделал тишину еще более глубокой. Старый дом с его закоулками казался оголенной сценой, по которой шаркающими призраками бродили истощенные, отыгравшие свое актеры. Или, может быть, они играли теперь на других сценах и только в этом доме царила тьма.

Я не преминул заметить – более того, какое-то время это занимало большую часть моих мыслей, пока я бодрствовал, – что случившееся в некотором смысле стало поражением плюралистской философии, в которой мы все были воспитаны. Ибо не кто иной, как плюралиста Ума с ее множеством "я", с ее бесконечной изобретательностью, с ее отношением к действительности как к чему-то чрезвычайно податливому и пластичному – не кто иной, как она оказалась тухлым яйцом; и откатила ее прочь именно Аурора, которая всю жизнь была сторонницей многообразия в противовес единству, а теперь с помощью Минто обнаружила некие фундаментальные истины и воспылала праведным гневом.

История моей любви превратилась таким образом в горькую притчу, иронический смысл которой сполна и со смаком оценил бы Раман Филдинг – ведь в ней полюсы добра и зла поменялись местами.

В это мертвое время в начале восьмидесятых меня поддержал Эзекиль, наш лишенный возраста повар. Словно чувствуя потребность обитателей дома хоть в какой-то радости, он начал осуществлять новую гастрономическую программу, где соединял консерватизм с новизной и щедрой рукой сдабривал их надеждой. Перед отправлением в страну «бэби софто» и после возвращения домой я все чаще и чаще заглядывал на кухню, где он, обросший седоватой щетиной, сидел на корточках, беззубо ухмыляясь и оптимистически подкидывая в воздух паратхи – хрустящие лепешки.

– Веселей! – хихикал он мудро. – Присядь на минутку, баба-сахиб, и мы тут с тобой состряпаем счастливое будущее. Перетрем и смешаем специи, почистим чесночок, отсчитаем кардамонные зернышки, истолчем имбирчик, нагреем топленого маслица для будущего и кинем туда все пряности, чтоб запах дали. Веселей! Успехов в делах для сахиба, вдохновения в работе для мадам, а для вас – красавицу-невесту! Сготовим прошлое вместе с настоящим, и как раз выйдет завтра.

Так я научился готовить «мясную саблю» (рубленое мясо барашка со специями в картофельном тесте) и курицу «кантри кэптен»; мне открылись тайны тушеных креветок, «тиклгамми», «дхопе» и «динь-динь». Я стал мастером «балчау» и научился стряпать «каджу». Я освоил приготовление «кочинского деликатеса» – сочного и пикантного джема из розовых бананов. И, странствуя по тетрадкам повара, все глубже и глубже погружаясь в эту приватную вселенную папайи, корицы и тмина, я действительно почувствовал, что укрепляюсь духом, – не в последнюю очередь потому, что Эзекилю удалось приобщить меня после долгого перерыва к прошлому моей семьи. Из его кухни я переносился в давно ушедший Кочин, где патриарх Франсишку мечтал о Тама-лучах" и откуда Соломон Кастиль сбежал в дальние моря, чтобы возникнуть потом на голубых плитках синагоги. Меж строк его одетых в изумрудные обложки тетрадей я видел Беллу, сражающуюся с бухгалтерией семейного бизнеса, и в магических ароматах его кулинарии я чуял запах эрнакуламского склада, где юная девушка познала любовь. И пророчество Эзекиля начало сбываться. Когда вчерашний день у тебя в животе, будущее представляется в гораздо лучшем свете.