Прощальный фокус - [28]

Сабина пытается вспомнить, но это произошло будто сто лет назад.

– Даже не знаю. Наверное, не очень.

– Вот и хорошо, – говорит Фан и целует повязку. – Мы рады это слышать.

Спала Сабина долго, не замечая ни заливавшего комнату солнца, ни тычущегося в бок голодного кролика. Проснулась она лишь в десятом часу, а проснувшись, подумала, что все не так уж страшно. И потом – какие у нее были на сегодня дела? Клеить торговый центр? В который раз разбирать ящики? Спать? Почему бы и не позвонить Дот и Берти? Единственное, что Сабина знала точно, – история эта сложная, запутанная, произошла бог знает когда, а ей известна лишь частично. Парсифаль позаботился о них в завещании, помогал им долгие годы. Разве это не знак, не свидетельство своего рода прощения? К тому же это всего на день. Завтра они уже вернутся в Небраску.

В трубке не раздалось и двух гудков, как ответила Берти. «Алло?» – опасливо шепнула она.

Сабина и думать забыла о сестре Парсифаля, мирно проспавшей всю бурную, полную откровений прошлую ночь.

– Берти, это Сабина.

– Сабина? – сказала она. – Как вы себя чувствуете?

– Я в порядке. Ваша мама и я вчера вечером договорились, что я покатаю вас по городу. Я могу показать вам любимые места Парсифаля.

– Мама еще не вставала, – прошептала девушка. – Совсем на нее непохоже, но в комнате темно плюс разница во времени. Наверное, это ее подкосило.

В Небраске сейчас было на час больше.

– Мы вчера засиделись с ней допоздна. – Сабина поймала себя на том, что тоже шепчет, и продолжила уже громче: – Когда вы легли, мы с ней встретились и долго беседовали. Вы что, еще не выходили? Вы же не сидите там просто так в темноте?

– Я будить ее не хочу, – сказала Берти.

Сабина припомнила, как часто и сама сидела в сумраке очередного гостиничного номера, дожидаясь пробуждения Парсифаля. Не было числа этим номерам, где она все ждала, ждала. Наверное, это их фамильная особенность – половина членов семьи спит, половина ждет.

– Попросите маму к телефону.

– Но она спит!

– Знаете, она мне велела позвонить утром и разбудить, чтобы мы могли двинуться. Я только выполняю то, что обещала. – Хватит этого вечного ожидания вечно спящих Феттерсов!

– Эм-м, – раздалось в трубке. Затем последовало молчание, как будто Берти сосредоточенно обдумывала услышанное. – Ладно, – сказала она наконец. – Не разъединяйтесь. – Она тихонько отложила трубку, и Сабина услышала звук шагов в узком промежутке между кроватями. – Мама? – раздалось по-прежнему шепотом. – Мам, проснись. Сабина звонит. Говорит, что нам надо ехать.

Повисла тишина – вероятно, Берти легонько трясла мать за плечо.

Интересно, сколько миссис Феттерс просидела вчера в баре? Хоть бармен и объявил последний заказ, но к клиентке он явно проникся. Возможно, лучше было дать миссис Феттерс выспаться.

– Мам!

– А?

– Сабина звонит.

– Сабина?

– Она говорит, что повезет нас куда-то. И хочет поговорить с тобой.

Что-то зашуршало, щелкнул выключатель. Сабине показалось, что она даже слышит, как похрустывают позвонки потягивающейся в постели Дот.

– Алло, – протянула миссис Феттерс голосом типичной засони, из тех, кто, даже встав и одевшись, еще как минимум час пребывают в полудреме.

– Это Сабина. Простите, что разбудила вас.

– Вы меня не разбудили, – заверила миссис Феттерс.

Совсем как Парсифаль – тот тоже вечно спал без просыпу, а потом врал, что глаз не сомкнул.

– Я только хотела сказать, что с удовольствием покатаю вас с Берти по городу, если вам еще хочется этого.

Теперь, после того как они узнали друг о друге хоть что-то, разговаривать стало легче.

– Как ваша рука?

Сабина взглянула на руку и даже на секунду удивилась тому, что та забинтована. О порезе она попросту забыла.

– Прекрасно. – Подняв кисть, Сабина повертела ею туда-сюда. – Гораздо лучше.

Даже в таких непростых обстоятельствах Сабина была рада показать им свой город. Лос-Анджелес, как она считала, хают просто оттого, что не понимают. Очернять Лос-Анджелес – все равно что очернять прекрасную девушку, которой от природы достались ровные зубы, чистая кожа и учтивый характер, а от родителей – богатое наследство. Девушке, которая всем на удивление танцует на свадьбе аргентинское танго. Пока Айова изнемогала от лютых морозов, Нью-Йорк тонул в пучине криминала, а Юг коснел в отсталости и рознях, Лос-Анджелес зарывал свои стройные ступни в пески Тихоокеанского побережья и нежился на солнце. Прочая Америка по средам выставляла за порог мешки с мусором, регулярно раскошеливалась в платной прачечной и долгими вечерами ждала, когда же с города молочных рек и кисельных берегов собьют спесь. О, как радовалась прочая Америка, когда такое случалось! Она сказывалась больной, отпрашивалась с работы, не пускала детишек в школу, чтобы всей семьей усесться перед телевизором и всласть насмотреться, как злой рок настигает безобразно благословенный Лос-Анджелес, как бушуют пожары в каньонах, как размывает фундаменты домов по Тихоокеанской автостраде в Малибу. А еще там бывали землетрясения. И общественные беспорядки. «Говорила же я вам, – шептала детям прочая Америка, – нехорошее это место!» И правда – молодые парни в образцовом городе сбивались в банды, резали друг друга, а потом и сами себя на буйных празднествах. Появились районы, куда не стоило заглядывать вечерами, и районы, куда лучше не заходить и днем. Город точно затаился. «Он уже не тот, что прежде», – твердили все вокруг.