Пророчица - [38]

Все эти беседы — с уточнениями, разъяснениями, возвращениями к уже сказанному — шли долго и закончились только к шести часам вечера. К этому времени не только свидетели уже вымотались — чудненький у них денек выдался! — но сам следователь, вероятно, исчерпал свой трудовой энтузиазм. Протоколы были подписаны, жигуновскую дверь закрыли на замок, опечатали, и остатки следственной группы отбыли в только им одним известном направлении. Вероятно, поехали домой на заслуженный отдых, но не исключено, что им в тот день еще предстояло какое-нибудь совещание, отчет перед начальством о проделанной работе, согласование планов на следующий день, сбор оперативной информации, поступающей к ним по специфическим тайным каналам, или еще какие-то неотложные дела. Признаюсь, я очень плохо представляю, чем занимается милиция в подобных случаях, и все мои домыслы и предположения основываются исключительно на нескольких прочитанных мною романах о сложном и благородном труде советских органов правопорядка.

На этом все события в нашей квартире, достойные описания в романе, на этот день закончились. Жильцы, наскоро обменявшись впечатлениями (собственно, весь обмен мнениями свелся к высказанному Виктором неверию в эффективность следственных действий: «Черта лысого они поймают! Где они кого будут ловить?» — сказал он, на что Антон прореагировал неопределенно: «Посмотрим», — на этом разговор и закончился), разошлись по своим комнатам. Всё в квартире опять затихло до утра.

Рассказывая о допросах свидетелей, я, практически, совершенно не касался тех сведений, которые следователь мог извлечь из ответов на свои вопросы. Но, по-моему, это было бы излишним повторением того, что уже известно читателю из предыдущих глав. Картина, в них нарисованная, как раз и отражает то, о чем спрашивал следователь и что я — несколькими днями позже — столь же дотошно выпытывал у своих соседей, впутанных в кошмарное преступление и еще не вполне оправившихся после пережитого потрясения. Так что уже на протяжении многих страниц читатель знакомится с результатами моей сыскной деятельности (или, лучше сказать, моих историко-криминалистических исследований) и с моей реконструкцией событий тех двух дней. Сейчас я думаю: какие огромные, вероятно, кипы бумаги должны исписывать следователи и их помощники при занятии любым более или менее серьезным уголовным делом, если мне для самого краткого изложения фактической стороны только начального этапа событий потребовалось несколько десятков страниц, да и то я еще не совсем управился с этим делом и собираюсь закончить описание в следующей главе.

Глава 9. Камень на камень, кирпич на кирпич…

Принимаясь за эту главу, я вспомнил известное стихотворение Брюсова — про каменщика, который строит тюрьму для своих братьев по классу, своих ближайших родственников, а, может, и для себя:

— Каменщик, каменщик в фартуке белом,

Что ты там строишь? Кому?

— Эй, не мешай нам, мы заняты делом,

Строим мы, строим тюрьму.

Однако, перечитывая его с целью найти подходящую цитату (интересно, кстати, заметить, как аккуратно велись строительные работы в брюсовские времена: каменщик работал в белом фартуке; или здесь поэт чего-то напутал?), я не смог подобрать удовлетворявшую меня строчку: общий смысл подходящий, а бьющей в центр единственной строчки нет. Поэтому пришлось довольствоваться застрявшей с детства строчкой из какого-то забытого стишка: в сочетании с уже процитированным четверостишием Брюсова она выражает именно тот смысл, который мне нужен.

Я обещал познакомить читателей — в кратчайшем изложении — с теми сведениями, которые я получил от понятых (Антона и Калерии) и без знания которых невозможно представить картину убийства Жигуновых, как она вырисовывалась на основании обнаруженных вещественных свидетельств, и собираюсь выполнить сейчас свое обещание. Пытаясь понять, что же это такое произошло, я разговаривал с присутствовавшими при расследовании соседями очень долго и даже не один раз — нельзя сказать, что им и мне всё было ясно и прозрачно, многое так и осталось во тьме, окутывающей действия убийцы (а может, убийц?) и его мотивы, — но здесь я не стану нагонять излишнего туману и запутывать читателя перечислением множества выявленных при обыске подробностей, чьи смысл и значимость остались для меня неясными, а изложу — по пунктам — только те данные, которые показались мне существенными для понимания сути дела.

Во-первых, надо сказать, что судебный медик, осматривающий трупы, хотя и отложил окончательный диагноз до вскрытия, но уже сразу без сомнений определил причину смерти погибших (она была очевидной, и его вывод не требовал глубоких медицинских познаний — Виктор с Антоном, будучи полными профанами в медицине, пришли к точно такому же заключению). По словам специалиста, занесенным в протокол, смерть обеих жертв наступила «вследствие несовместимой с жизнью потери крови, вызванной массивным кровотечением из сонных артерий». Глубокие резаные раны на шее, сопровождавшиеся нарушением целостности стенок артерий, были нанесены неким орудием с узким острым лезвием (чем-то вроде опасной бритвы), при этом интенсивное кровотечение должно было привести к потере сознания жертвой в течение нескольких секунд и к смерти через несколько минут. Время наступления смерти он отнес приблизительно к часу ночи — в промежутке от двадцати трех часов тридцати минут воскресенья до двух тридцати ночи следующих суток, но сказал, что после вскрытия этот интервал возможно будет сузить. (С этим моментом можно связать и несколько озадачивший Калерию вопрос следователя: